Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Шрифт:
Б л о к. Нет, мама! Я ложусь спать.
Г о л о с А л е к с а н д р ы А н д р е е в н ы. Ну, хорошо. Спокойной ночи!
Б л о к Когда замрут отчаянье и злоба, Нисходит сон. И крепко спим мы оба На разных полюсах земли. Ты обо мне, быть может, грезишь в эти Часы. Идут часы походкою столетий, И сны встают в земной дали. И вижу в снах твой образ, твой прекрасный, Каким он был до ночи злой и страстной, Каким являлся мне. Смотри! Все та же ты, какой цвела когда-то Там, над горой туманной и зубчатой,АКТ V
Сцена 1
Лесистая возвышенность между Шахматовым и Бобловым. Слышен топот копыт. Блок, соскочив с лошади, вбегает на холм и вскидывает руки, словно охватывая необъятные дали во времени. Что-то белое, как одеяние, или крылья лебедей, мелькает за рекой.
Б л о к Река раскинулась. Течет, грустит лениво И моет берега. Над скудной глиной желтого обрыва В степи грустят стога. О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь! Наш путь - стрелой татарской древней воли Пронзил нам грудь. Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной, В тоске твоей, о, Русь! И даже мглы - ночной и зарубежной - Я не боюсь. Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами Степную даль. В степном дыму блеснет святое знамя И ханской сабли сталь... И вечный бой! Покой нам только снится Сквозь кровь и пыль... Летит, летит степная кобылица И мнет ковыль... И нет конца! Мелькают версты, кручи... Останови! Идут, идут испуганные тучи, Закат в крови!Наступает ночь. Блок у костра над рекой.
Б л о к В ночь, когда Мамай залег с ордою Степи и мосты, В темном поле были мы с Тобою, - Разве знала Ты? Перед Доном темным и зловещим, Средь ночных полей, Слышал я Твой голос сердцем вещим В криках лебедей. С полуночи тучей возносилась Княжеская рать, И вдали, вдали о стремя билась, Голосила мать. И, чертя круги, ночные птицы Реяли вдали. А над Русью тихие зарницы Князя стерегли. Орлий клекот над татарским станом Угрожал бедой, А Непрядва убралась туманом, Что княжна фатой. И с туманом над Непрядвой спящей, Прямо на меня Ты сошла, в одежде свет струящей, Не спугнув коня. Серебром волны блеснула другу На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу На моем плече. И когда, наутро, тучей черной Двинулась орда, Был в щите Твой лик нерукотворный Светел навсегда.Утро нового дня. Блок выходит на луг.
Б л о к Опять с вековою тоскою Пригнулись к земле ковыли. Опять за туманной рекою Ты кличешь меня издали... Умчались, пропали без вести Степных кобылиц табуны, Развязаны дикие страсти Под игом ущербной луны. И я с вековою тоскою, Как волк под ущербной луной, Не знаю, что делать с собою, Куда мне лететь за тобой! Я слушаю рокоты сечи И трубные крики татар, Я вижу над Русью далече Широкий и тихий пожар. Объятый тоскою могучей, Я рыщу на белом коне... Встречаются вольные тучи Во мглистой ночной вышине. Вздымаются светлые мысли В растерзанном сердце моем, И падают светлые мысли, Сожженные темным огнем... "Явись, мое дивное диво! Быть светлым меня научи!" Вздымается конская грива... За ветром взывают мечи...Сцена 2
Шахматово. Идет дождь. В гостиной большого дома Александра Андреевна беспокойно прохаживается; входит Мария Андреевна с книжкой в руке.
М а р и я А н д р е е в н а. Детки вернулись с прогулки, совершенно мокрые и очень веселые.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Не прояснивается?
М а р и я А н д р е е в н а. Нет, мне кажется, только начинается. Там, где просвет, быстро надвигаются тучи и молнии блещут, как над полем Куликовым.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Грома не слыхала.
М а р и я А н д р е е в н а. Далеко же - и во времени, и в пространстве. Саша на радостях, что написал нечто получше, чем "Песня Судьбы", не усидел в Шахматове, уехал в Петербург, я боялась, прости меня, пьянствовать.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Я тоже так думала. Оказывается, он ожидал возвращения Любы, будто она забыла дорогу в Шахматово.
М а р и я А н д р е е в н а. Мне кажется, они условились. Может быть, Люба уже не собиралась сюда ехать. Объяснившись, приехали вместе, как ни в чем не бывало.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Нет, что-то случилось. Саша серьезен до торжественности и вместе с тем весел.
М а р и я А н д р е е в н а. Ну, это у него такой характер.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Да, как у меня. Когда по-настоящему трудно, я подбираюсь, и пустяки меня не волнуют.
М а р и я А н д р е е в н а. А Люба? Что означали ее отчаяние и намеки? Ничего не было?
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Ведет себя так, как ничего не было, то есть, как прежде, в лучшие минуты, этакая детская непосредственность, под стать Саше, когда он дурачится.
М а р и я А н д р е е в н а. Но это теперь не выходит у нее до конца.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Еще бы! Нельзя вечно играть девочку, будь ты настоящей актрисой в жизни и на сцене. Она беременна, и Саша это знает, но точно сговорились не думать пока об этом и не говорить мне. Игра в прятки, но природу не обманешь.
Входят Блок и Любовь Дмитриевна, свежие, как после купания, и задумчиво-серьезные до грусти.
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а ( вздрагивая и уходя в сторону). Добрый вечер.
Б л о к. Как! Уже вечер? ( Огорченно.) Мы опоздали на обед?!
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а ( переглянувшись с Марией Андреевной). Ну, начинается!
Блок с деловым видом, как бы совершая что-то очень важное, молча и торопливо принимается прибирать в гостиной, делая все навыворот: хватает стенную лампу и ставит под рояль; пыхтя и что-то бормоча про себя, поднимает тяжелое старинное кресло, вызывая вскрики и смех, и ставит на стол; продолжая чинить беспорядок, наводя как бы порядок, замирает перед вырванными с места диванными валиками и начинает обращаться с ними, как с детьми, называя их "Гога" и "Магога".
Вскрикивая и пугаясь, все смеются, не замечая, как устанавливается напряженная атмосфера, как перед грозой.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а ( смеясь до слез). Хватит, Саша, хватит! Идем! Ты навел порядок, уложил спать деток, пора и восвояси.
Блок, упираясь, делает вид, что ударяется о косяк двери.
М а р и я А н д р е е в н а. Ах!
А л е к с а н д р а А н д р е е в н а ( усаживаясь на диван). Ну-с, детки! Расшалились! Никак не могу привыкнуть к его дурачествам, что он клоун.