Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга
Шрифт:
А л е к с е й. Ефросиньюшка! Ты-то что меня терзаешь?
Е в ф р о с и н ь я. Государь царевич, здесь же все яснее ясного сказано. Толстой тебя пугает, царь прощает.
А л е к с е й. Возвратиться к отцу опасно. Что он скажет, как узнает, что я писал письма сенаторам и архиереям? Начнется розыск и полетят головы, и моя тоже.
Е в ф р о с и н ь я. Опасно и здесь оставаться. От царя не спрячешься.
А л е к с е й. Император не защитит, поеду в Рим.
Е в ф р о с и н ь я. К папе римскому? Да ведь ты православный. Изменишь и вере?
А л
Е в ф р о с и н ь я. Справься у отца прежде, позволит он жениться тебе на мне. Это все лучше, чем монастырь.
А л е к с е й. Боже! Они идут. Поди к себе, Ефросиньюшка. Не подслушивай. Все узнаешь.
Входят Толстой Петр Андреевич и гвардии капитан Румянцев.
Т о л с т о й. Государь царевич! Только что я получил письмо от его царского величества. Он вспоминает, что, отправившись с великим посольством за границу в конце прошлого века, он непременно желал побывать и в Италии, где я почти что один обучался, но из-за стрелецкого бунта ему пришлось прервать ученье и путешествие по странам Европы и поспешить в Москву. Ныне, побывав весной во Франции впервые, он намерен приехать сюда.
А л е к с е й. Как!
Р у м я н ц е в. Да, это стоит вторжения всей русской армии в цесарские владения.
А л е к с е й. Еже всеконечно ехать к отцу отважиться!
Т о л с т о й. Это будет самым разумным решением, государь царевич. Лишь послушанием и искренним раскаяньем можно избежать худшей беды, когда вина столь велика есть.
А л е к с е й. Господа! Завтра я вам скажу. Завтра. Я вижу, мне предстоит долгая дорога обратно до моего отечества, откуда я бежал, яко изменник.
Толстой и Румянцев выразительно переглядываются и раскланиваются.
Сцена 4
Петергоф. Дворец Монплезир. Май 1718 года. Кабинет-секретарь Макаров и канцлер Головкин Гавриил Иванович.
М а к а р о в ( доставая бумагу из папки). Из Дании пишут, что там весьма обеспокоены возможным началом мирных переговоров между Россией и Швецией на Аландах, что можно счесть благоприятным итогом долгой заграничной поездки его царского величества по странам Европы.
Г о л о в к и н. Даже Англия и Франция, держась стороны Швеции, ныне склонны подталкивать ее к миру, а наши союзники - против.
М а к а р о в. Датский король опасается Карла, что тот, заключив с Россией мир, свои потери в войне пожелает возместить завоеванием Норвегии, входящей в Датское королевство.
Г о л о в к и н. Карл там сейчас и воюет. Дании следовало активнее помогать нам в море, а то мы, поди, одни против Швеции воюем много лет и на море.
М а к а р о в. К счастью,
Г о л о в к и н. Дай Боже нам наконец мир.
Входят князь Меншиков и тайный советник Толстой.
М е н ш и к о в. Государь еще спит.
М а к а р о в. После обеда спать на корабле его величество особенно любит.
М е н ш и к о в ( Толстому). Что же теперь будет? Алексей оговорил многих и понапрасну. Кто из нас не был любезен с ним, наследником? Брат адмирала Апраксина чуть не поплатился жизнью, фельдмаршал Шереметев слег в Москве; пишет, нога распухла, и опухоль доходит до живота; боюсь, плохи его дела. Я не говорю о Кикине. Он колесован и поделом.
Г о л о в к и н. Не дай, Боже, нам такой конец. Без рук, без ног лежал на колесе, а голову поднимает, точно ищет их, где они.
Т о л с т о й. Затем и головы с бородой лишился. Палач поднял ее и на кол.
М е н ш и к о в. Оговорил даже мать родную. Ну, о чем он думал?
Т о л с т о й. Инокиня лишилась любовника. Глебов посажен на кол. Страх!
М е н ш и к о в. А теперь - из показаний его девки - выходит, что царевич один, даже без Кикина и кого-либо, отдавшись под протекцию цесаря, сидя в крепости, яко пленник, писал письма сенаторам и архиереям, чтобы их подметывали, желая бунт против отца учинить?
Г о л о в к и н. Да в своем ли он уме?
Т о л с т о й. Коли царь простил, так бери всю вину на себя и чистосердечно покайся во всех помышлениях и делах. Не знать отца родного.
М е н ш и к о в. Оговорив других, хотел выйти сухим из воды. Едва все вздохнули свободно, все сызнова.
Г о л о в к и н. А слово царя о прощеньи сына, как?
Т о л с т о й. Милосердие Божье и то не бывает бесконечно. У государей и подавно. Я говорю вообще.
М е н ш и к о в. Вот задача. Думаю, царь оставил нас после докладов и обеда здесь на совет. А что ж мы можем сказать?
Входит царь Петр, к удивлению присутствующих, радостный, с Румянцевым, возведенным в генерал-адъютанты.
П е т р. Господа сенаторы и министры! Поздравляю вас с открытием Аландского конгресса! Генерал-адъютант прибыл с Аландских островов, нам очень известных, с обнадеживающими вестями. Ежели нашу делегацию возглавляет, как вы знаете, генерал-фельдцейхмейстер Брюс, то шведскую на переговорах сам первый министр барон Герц, который озабочен спасением страны от окончательного разорения и упадка. Он готов уступить нам нашу Ингрию с Санкт-Петербургом, Эстляндию и Лифляндию, как должно быть, но странная мысль у него в голове бродит: заключить не просто мир между Россией и Швецией, положив конец долгой войне, а союз - против Дании. Каково?