Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Киле Петр

Т о л с т о й. Государь царевич, все это правда ли?

А л е к с е й. Мало ли чего я говаривал, всего не упомню.

Е в ф р о с и н ь я. Также он говорил: когда он будет царем, и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит, также и корабли оставит и держать их не будет...

Т о л с т о й. Таковы ли намерения ваши были, государь царевич?

А л е к с е й. Да. Но это же теперь, когда я отрекся от престола, не имеет значения.

Е в ф р о с и н ь я. Также он писал письма с жалобами на отца цесарю многажды, писал и архиереям; а первые письма писал он, царевич, к двум архиереям не в крепости: еще до оной, будучи в квартире; а к которым, не

сказал; говорил, что те письма писал и посылал для того, чтобы в Питербурхе их подметывать...

А л е к с е й. Фрося, не бери греха на душу.

Е в ф р о с и н ь я. Государь царевич, я сказываю то, что мне ты говорил. Зачем мне выдумывать?

А л е к с е й (вскипая). Ты не понимаешь, что губишь меня?!

П е т р Бесчестно: здесь вся жизнь твоя и правда.

Толстой уводит Евфросинью. Входят князь Меншиков, канцлер Головкин, кабинет-секретарь Макаров и Толстой.

Вот почему за жизнь свою боялся. Как тайный враг мой жил, мой сын, наследник! В ничтожестве своем ты ухватился За старину, за веру, как стрельцы, В прошедшем запоздавшие столетьи, Как бороды в невежестве своем, В каком вся Русь от века пребывала. Убег в Европу с иноземным войском Занять престол, назначенный судьбой, Чтобы порушить в государстве все, Чем мы от тьмы на свет едва-то вышли?! Что Карлу шведскому не удалось С Россией сотворить, ты б сделал, вижу. Когда б отечество не возродилось Чрез просвещенье, ты б легко в Европе Нашел второго Карла на погибель Российского народа, чтоб царить И сгинуть, точно вор и самозванец. А л е к с е й ( заливаясь слезами) Отец! П е т р Ты мне не сын. Простил я сыну Его чудачества и прегрешенья. Ты ж преступил законы все, какие Есть в мире сем и горнем. Пусть закон Тебя и судит, но не я. Поди!

Алексей выбегает вон.

Сенату и министрам, генералам, Чинам гражданским высшим и духовным Прошу собраться для суда над ним. Как сына блудного отец, простил я И яко самодержец повторил Прощение мое в Москве прилюдно. Но есть законы, коих даже солнце Не может преступить,

иначе мир, Поверженный, погрузится во тьму.

Сцена 5

Петропавловская крепость. В ночь с 25 на 26 июня 1718 года. Камера. Входят священнослужители. С постели, на которой лежал поперек, свесив ноги, приподнимается царевич Алексей.

А л е к с е й ( не глядя ни на кого) Подите прочь! Вы предали меня, Против отца восстановивши с детства, За бороды держась и животы. Я ж поднят на дыбу; я вынес муки, Что хуже смерти. Нового позора, Как Кикин пред толпой на площади, Я не хочу! О, Господи, спаси! ( Падает, бездыханный.)

Священнослужители поспешно уходят. Вносят свечи.

А л е к с е й Три свечи. Умер я? Или решили, Что умер окаянный? Нет, дышу Едва-едва, и от свечей мне легче. ( Встает на ноги.) И тени женщин на стене - трех странниц. Нет, здесь они. В последний мой приют Как вы вошли? Засовы крепки, стража...

В самом деле, перед царевичем являются три женщины.

1-я ж е н щ и н а Рождением высоким счастлив не был. Чего искал ты в жизни, если небо, Такое счастье даровав, Не отвратило от забав, Бессмысленных для разума и сердца, Погибельных из детства? А л е к с е й Что делать, коли я инакий Чем мой отец? 2-я ж е н щ и н а Раздор в семье - то знаки, Кому-то предстоит конец. Раздор же в государстве шибче - Несет ему погибель. А л е к с е й Резон в том я, конечно, вижу ныне. Но в этой каменной пустыне, О, женщины, ужель нельзя И пожалеть меня? 1-я ж е н щ и н а Он жаждет утешения и ласки, Не в силах вынесть и священства глас.