Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Киле Петр

М а р и я Ф е д о р о в н а Ну, да, конечно. Я его боюсь, Как, впрочем, и тебя боялась страшно, Пока не потеряла голову. Он щепетилен, говорят, и прям. Г о р ь к и й Шаляпин дружен с ним и то боится, Как я заметил, друга своего; Развеселясь при нем, шалит с оглядкой. Да это Человек! Не бойся, он Все видит, прост и даже весел с нами, Решив, друзья друзей - мои друзья. М а р и я Ф е д о р о в н а Он строг, как режиссер, как Станиславский, Но взглядом выразительным и жестким, Артист мог выйти из него прекрасный, Пусть ростом невысок и неуклюж, Все кажется, он плотен и подвижен, Артист во всем, в художнике то диво. Г о р ь к и й Рисует он уверенно и быстро, Все схватывает разом хорошо. Казалось бы, и лучше невозможно, А взял и стер - все сызнова начать. М а р и я Ф е д о р о в н а Вот он идет. Могу ль остаться я На первые минуты, как хозяйка? Г о р ь к и й Я думаю, ему приятно будет.

Входит Серов и молча раскланивается, тут же приступая к приготовлениям к работе. У художника столь непринужденный вид, что ясно, ничто и никто его не стесняет, и Мария Федоровна, отступив к двери, невольно останавливается; Горький, усевшись по жесту Серова, оглядывается на нее, при этом рукой касается груди, словно желая остановить кашель.

С е р о в А, хорошо! Глядите на нее. Мария Федоровна, вы могли бы Пока остаться? М а р и я Ф е д о р о в н а Да, конечно. Здесь? С е р о в Нет, можете присесть. Подчистить нужно. Г о р ь к и й ( раскашлявшись) Простите. С е р о в Нет, не вам просить прощенья. Рабочих расстреляли, понимаю, Глаза у страха велики. Но после Не осознать, какое злодеянье Допущено? Заступников несчастных, Людей невинных, засадить в тюрьму? Г о р ь к и й Не страшно. Власть в жестокости своей Достигла лишь обратного. Хуже, Мария Федоровна разболелась В то время в Риге; не успел приехать, С жандармами обратно в Петербург И в казематы - удостоен чести. М а р и я Ф е д о р о в н а Честь хороша, да грудь слаба. За месяц Болезнь столь развилась, что я, боюсь, Еще бы месяц - и всему конец. С е р о в Вступился за писателя весь мир. Приятно знаменитым быть? Г о р ь к и й Полезно, Быть может, но приятного в том мало. М а р и я Ф е д о р о в н а Вы знаете, ведь знаменитость сами. С е р о в Да, видно, слава светит, но не греет. ( Показывает жестом вернуться к исходному.)

Мария Федоровна проходит к выходу, а Горький, оглянувшись на нее, подносит руку к груди.

М а р и я Ф е д о р о в н а. Приятно было поговорить с вами, Валентин Александрович. Я бы охотно осталась здесь стоять, да у меня дела.

С е р о в. Алексей Максимович будет несомненно видеть ваш образ, и я буду ощущать ваше присутствие, Мария Федоровна.

М а р и я Ф е д о р о в н а (с улыбкой). Еще говорят, что вы молчаливы и не любезны.

С е р о в. У меня есть разные способы обращения с моделью для наилучшего результата. Ну-с, приступим.

Пауза.

Г о р ь к и й ( откашлявшись). Однако какая хитрая бестия этот Витте! Обошел всех - и японцев, и американцев.

С е р о в. А причем тут американцы?

Г о р ь к и й. Он повел себя в Америке, как конгрессмен, что метит в президенты, и всем понравился. Выходя из поезда, он шел к паровозу и пожимал руки машинистам.

С е р о в. Это высший царский сановник? Что ни говори, времена переменились.

Г о р ь к и й. Еще как! Самодержец всея Руси сидит в Петергофе, как пленник, а Россия охвачена всеобщей стачкой. Заключив мир с Японией, Витте теперь вообразит себя спасителем отечества, как Наполеон.