Шрифт:
От автора
Виктор Рубцов – по профессии журналист. Живёт в Кавказском районе Краснодарского края. Пишет стихи, тексты песен, повести и рассказы, которые в 80-ые годы публиковались в журналах «Молодая гвардия», «Простор», «Кодры», альманахе «Поэзия» и в других центральных и республиканских изданиях. В последние годы его стихи были опубликованы в журналах: «Московский вестник», «Русская жизнь», «Русское эхо», «Дон – новый», «Южная звезда», «Я», литературном ежегоднике «Побережье» (США) и ряде других печатных и электронных изданий. Он автор книг стихов «Эхо тишины» и «В день чёрной звезды», переводов – «Надежда». Литературные критики 80-ых отзывались о нём, как о поэте новой волны, на грани риска пробивающей свой собственный путь сквозь преграды так называемого «соцреализма». Главный мотив творчества В.Рубцова – любовь к Родине и человеку – основан на лучших традициях русской литературы, ставящей во главу угла гуманизм и гражданственность, воплощённых в подлинно художественных формах, отвергающих любую фальшь и косноязычие. Ведь проза и поэзия либо есть, либо их нет.
В 2005 году Виктор Рубцов написал роман «Утро любви». Это своеобразный срез жизни главных героев повествования в девяностые 20 века и нулевые годы 21 века, судьбы которых складывались непросто. В центре внимания – далекие потомки Гая Юлия Цезаря и египетской царицы Клеопатры, волею судеб оказавшиеся
Я в черной дыре весь сжат до алмаза.
А может, до атомного ядра.
Но каждое слово, и каждая фраза -
Всего лишь игра, и не только игра.
1.
Юрий Гаев, родившийся в небольшом заволжском городке, долгое время совершенно не подозревал, что в его жилах течет кровь известного всему миру любовника египетской царицы Клеопатры – Гая Юлия Цезаря. А доярка Елизавета, носившая фамилию достославного и безвременно ушедшего из жизни бригадира тракторной бригады Алексея Мордвинова, даже не догадывалась, хоть о каком – то, своем родстве с египетской бестией, в свое время без войн и кровавых сражений покорившей сердца многих и многих властителей древнего мира. Впрочем, отдаленные признаки такого родства иногда давали о себе знать. Однажды ей приснился удивительный сон, в котором то – ли ее душа, то – ли она сама перенеслась в дальнюю, желтую и прожженную зноем страну, в царский дворец, наполненный прохладой и покоем, убаюкивающими звуками арф и флейт, запахами фимиама. Его внешние помещения наискосок прочерчивали конусообразные и расширявшиеся книзу столбы солнечного света, падавшие из редких осветительных окон. Эти окна были расположены под самою крышей рядом с каменными колоннами, покрытыми иероглифами и различными изображениями. Стены и потолки других сумрачных и полных тайн, внутренних залов и комнат (древние египтяне называли их гостиницами, а могилы – вечными домами) облизывали багровые языки отсветов, отбрасываемых зажженными и чадящими факелами. В главном зале на золотом троне с подлокотниками в виде золотых львов и ножками в виде золотых звериных лап – известный Елизавете со школьных лет фараон Тутанхамон, рядом с ним жена, опирающаяся на его плечо. Сбоку – музыкантши с арфами и флейтами, а перед троном – полуголые танцовщицы, повиливающие бедрами в каком-то древнем и неизвестном современникам танце. Потом ей снилась царица Клеопатра, возлежащая на своем белоснежном ложе под прозрачным сиреневым шатром алькова с пламенным любовником необыкновенной красоты. Он осыпал царицу множеством легких поцелуев с головы до пят и щекотал лебединым пером ее самые чувствительные места. Нашептывал чудесные слова о божественной красоте возлюбленной, не скупясь ни на какие комплименты, и превознося все ее прелести до небес:
– Как яхонты, наполненные живой водой или сладким вином, глаза твои. Взор так и льнет к ним, губы так и тянутся поцеловать и ощутить прикосновение к божественному, полному святой влаги и самого прекрасного света. Как нераскрывшиеся лотосы, груди твои, полные горячей страсти и ласки, нежности и аромата, спускающегося, словно свежий воздух, с гор. Радуют и согревают они мои руки и душу, их хочется целовать и целовать. Как нежная утренняя волна, согретая солнцем, тело твое. Я прикасаюсь к нему, и мое собственное тело наполняется светлой и священной музыкой самого огромного желания – взять тебя и навеки слиться с тобой. Я хочу стать с тобой одним существом, парящим от счастья над этой грешной землей. В таком наслаждении и восторге, о котором знают только высочайшие Ра и Нейфе, Осирис и его супруга Исида.
Постепенно царица начинала все громче и громче шептать ответные слова, которые, по мере приближения к совокуплению, становились протяжнее и жарче и напоминали уже тихие стоны. Они усиливались и усиливались под горящими глазами любовника, уже соединившегося с ней и восхвалявшего всевышнего за это блаженство. В какую-то минуту Елизавете показалось, нет, она ощутила всем телом и всеми фибрами своей души, что это она сама лежит на том прекрасном ложе из слоновой кости и самшитового дерева. И это она испытывает восторг, постепенно нарастающий и доходящий до какого-то неповторимого безумия, экстаза, в котором уже ничего невозможно поделать с собой, и умирала от полностью забравшего ее удовольствия.
О своем возможном родстве с Клеопатрой Лиза узнала от Юрия, молодого зоотехника, который снимал у нее и ее младшего брата в их сельском доме комнату. Кроме зоотехнии, Юрий очень любил историю, и много свободного времени посвящал изучению ее "белых" пятен, жизни великих людей. Одновременно он хотел докопаться до своих корней. А еще он свято верил в идею реинкорнации и бессмертие человеческой души. Вот и внушил Елизавете мысль о том, что это не первая ее жизнь на грешной земле и, судя по чертам ее лица и формам тела, у нее есть что-то общее с египетской царицей. Правда, девушка в эту небылицу практически не верила, так как знала какого она роду-племени. К тому же волосы у нее были светлые, как лен, почти белокурые, а у Клеопатры совсем другого цвета. И поначалу девушка считала, что Юрий «вешает ей лапшу» на уши. Но не подавала виду, что догадывается. Ведь такое возвышение ее в глазах их постояльца приятно ласкало самолюбие и прибавляло гордости. Ну, а уж когда стали сниться сладкие до безумия и такие красочные сны, переносившие ее в другую реальность, и дававшие столько удовольствий, она где-то даже поверила ему. Более того, уже с нетерпением ждала окончания работы, новой встречи и рассказов своего постояльца и друга.
Юрий, расспрашивавший про ее предков, выяснил у старожилов, что о прадедах Елизаветы с достопамятных времен ходили целые легенды. Мол, были они не простыми волжскими казаками, соратниками донского казака и атамана Стеньки Разина, а имели более древние и благородные корни, пришли к Волге с запада России. И когда точно установил это, то и сам стал верить в свои догадки. Оснований хватало. Да и по мере углубления в историю своей родины, он видел, как его догадки все чаще превращались уже чуть – ли не в научные и, как ему казалось, неопровержимые выводы. Действительно, многое наводило на мысли об этом, и укрепляло его веру в правильности избранного пути. Любовь и дружба тем крепче, чем глубже у приглянувшихся друг другу молодых духовные и исторические начала. Вот и стал Юрий «рыть под собой землю», окунулся в ранее неведомый ему мир древних манускриптов и рукописей, а еще больше – в атмосферу реконструированных реалий и сюрреалий прошлого, созданных на основе изложенных в них сведений из книг и научных, а также художественных работ. Ценный исторический материал он откапывал для себя и Елизаветы, чтобы как можно ярче просветить их прошлое и сделать более-менее отчетливыми контуры генеалогических деревьев. Постепенно он выяснил, к примеру, что вместе с дружинами Аскольда какой-то отдаленный предок Елизаветы ходил еще по Днепру и Черному морю, по пути «из варяг в греки», на Константинополь. У любителя истории Юрия от таких сведений дух захватывало. Ведь первый поход Аскольда на Константинополь был еще в 866 году. А он в начале третьего тысячелетия от Рождества Христова только узнал о нем. Главное, о том, что к тем событиям имел отношение кто-то из рода его милой Елизаветы. …Тогда, Рюрик, Синеус и Трувор, призванные княжить на Руси, расположились на главных центрах торговых путей: Аскольд и Дир, с согласия Рюрика, заняли Киев, освободив его от зависимости от хазар. А вскоре начались морские походы на Византию и Болгарию. Плавали за добычей, когда по доходившим до славян и руссов слухам, юго-западные соседи находились в затруднительном положении и с помощью похода и подвода войск, военного давления с ними можно было выгодно поторговаться или пограбить их. Византийский император Михаил 111 во время первого появления русских у стен Константинополя отсутствовал, он участвовал в собственном походе против агарян. В столице войск почти не было, и русский флот, состоявший из двухсот с лишним судов, явился для Константинополя грозной и внушительной силой. Константинопольский патриарх Фотий, отслужив молебен, погрузил в волны Босфора икону Влахернской Божией Матери и, по преданиям, совершилось чудо: началась страшная буря, в которой большая часть русских судов погибла в громадных волнах; с остальными Аскольд и Дир вернулись прежним путем к Киеву.
Второй поход тех же Аскольда и Дира и шедшего под их началом далекого предка Елизаветы, как выяснил Юрий, совершен был в следующем, 867 году. Русские суда грабили берега Черного моря, но до Босфора не дошли: византийский император поторопился заключить мир, по которому Аскольду и Диру достались богатые дары – золото, серебро и шелковые ткани. Первые два похода послужили к обращению Аскольда и Дира и некоторых дружинников в христианство. И в память о той поре в роду Елизаветы по материнской линии остался древний византийский серебряный крест, передававшийся из поколения в поколение старшим сыновьям, как драгоценная реликвия. Именно этот крест, оставленный Елизавете в память о ее отце и его предках, и придавал уверенности Юрию в его весьма непростых выводах. Он перечитал немало исторических летописей и церковных, а также научных книг, по которым знал так же и о том, что третий поход руссов, предпринятый в 907 году князем Олегом, совершен был на двух тысячах судов. Только конницу тогда отправили сухим путем. При появлении русского флота перед Константинополем греки завели перед гаванью боны, но Олег и с ним, возможно, все тот-же предок Елизаветы или его сын, обошли это препятствие: ладьи были поставлены на катки и перетащены берегом к гавани. Через много веков этим приемом воспользовался Петр Великий, сочинивший великую переволоку своих судов во время войны со шведами. И открыл-таки «окно в Европу». Так же действовали и казачки под командованием Степана Разина на реке Усе близ Самарской Луки, перетаскивавшие свои челны и внезапно появлявшиеся там, где их совсем не ждали, ловко грабившие купеческие суда. И князю Олегу все, задуманное тогда, удалось. Опасаясь разгрома столицы, греки согласились на невыгодный мир: Олег получил денежную дань, рассчитанную по двенадцать гривен на каждое русское судно и, кроме того, большую сумму на содержание княжеских воевод в Киеве, Чернигове, Полоцке и других русских городах. В знак победы и примирения с греками щит Олега был прибит к городским вратам Константинополя. « И кто знает, – как-то сидя за чаем у Елизаветы через одиннадцать с лишним веков, вслух размышлял Юрий,– может, этот самый легендарный щит прибивал твой далекий предок, на долю которого, а также его наследников выпало еще немало славных походов и событий».
– Да ну, тебя! – не поверила тогда своим ушам и рассмеялась, с восторгом смотревшая на вдохновенное лицо своего постояльца и друга Елизавета. Еще бы! Глаза молодого человека излучали какой-то колдовской и захватывающий свет, словно были наполнены пламенем давно минувших и таких загадочных лет. И вместе с его проникновенным голосом слышались таинственные отзвуки уже далекой эпохи. Но девушка думала совсем об другом и ждала его признаний и ласк.
– Нет, ты послушай, – не унимался увлеченный Юрий. – Я ведь не случайно обо всем этом рассказываю, сейчас ты поймешь. В июне 941 года уже князь Игорь, нарушив мир, заключенный его предком, явился перед Босфором с флотом из тысячи судов (некоторые историки, правда, определяют число судов в десять и даже пятнадцать тысяч, но эти цифры вероятнее отнести к следующему походу Игоря). Так вот, высаженные на берег воины принялись разорять и грабить окрестности. Суда же стояли у входа в Босфор по обе его стороны. Наскоро снаряженный греческий флот из 15 кораблей, вышедший к русским судам, обратил против них страшное по тем временам оружие – «греческий огонь» – зажигательный состав. Он выбрасывался из особых труб, по форме похожих на удлиненные цветы орхидеи или, точнее, красной наперстянки, с прилаженными сзади кузнечными мехами. Бороться с ним было очень сложно, так как средство имело свойство гореть на воде (скорее всего, это была нефть или ее продукты, отогнанные легкие фракции, а, возможно, и пищевой спирт). Греческий огонь оказался губительным для флота Игоря: множество русских судов сгорело, так как огонь был пущен по ветру. Как за тысячу лет до этого – легендарным римлянином Л. Кассием, спалившим флот Г.Цезаря. Погибли не только корабли, но и многие русские воины, которым пришлось искать спасения в водах Босфора. Лишь некоторым из них удалось благополучно доплыть до берега. Но вскоре они были схвачены и обращены в невольников. Ты представляешь себе всю эту картину?
– Не – ка! – улыбнулась и слегка смутилась от своей бесталанности Елизавета.
– А ты закрой глаза и вспомни, о чем я рассказывал минуту назад!
– Елизавета прикрыла ладонями глаза и, действительно, словно во сне, увидела совсем иной, давно забытый ее современниками, мир с его опасностями и тревогами, столкновениями народов, сражениями и битвами, на суше и на море. Особенно отчетливо она видела легкие славянские корабли, охваченные пламенем и отражавшиеся в черной бездне моря так реально и жутко, что ей стало до боли жалко каких-то очень далеких ее предков в доспехах, много веков назад сгоравших в огне морского пожара. Она вдруг почувствовала, как из глаз ее выступили и потекли теплыми струйками по слегка просвеченным электрическим светом и оттого почти прозрачным ладоням слезы.