Утро нового года
Шрифт:
— Американцы, чтоб им на тот свет провалиться!
Так она крестила лишь тех, кто хапал и жрал до отвала, доходя до бесстыдства.
— Фамилию нашу пачкаешь, племянник! — строго шевеля усами, предупредил Корнея Семен Семенович. — Эх, не наша в тебе кровь!
А Мишка Гнездин, похудевший, трезвый, бросивший якшаться с Лепардой, набычился:
— Кобель! Попался бы мне, я сделал бы из тебя евнуха при дворе шах-иншаха! Иль берешь пример с меня? Но учти: Мишка Гнездин не трогал честных
Недруги похвалили.
Толстый Валов фамильярно потрепал по плечу:
— Крой, пока не женат!
Просыпав идиотский смешок, по всегдашней привычке к нечистоплотности, выродившейся в порок, Иван Фокин преподал совет:
— Заведи-ко для сих подвигов поминальник или, по-нашему, по-бухгалтерски, приходно-расходную книжицу. Карманную, конечно! Не для обозрения. И вписывай. Прикрыл, допустим, курочку крылом, тотчас же пиши ее в дебет, разлюбил — списывай в кредит. Под старость подобьешь итог и, перечитывая, составишь баланс…
— А ты тоже балансы составлял ночью в конторе? — напомнил Корней. — В чью же пользу прибыль? Я хоть документы не воровал…
Он не оправдывал себя ни в чем. Все было скверно и до тошноты отвратительно: ощущение трусости перед Яковом, ревность, зависть, скандальная история с Лизаветой и, особенно, грабеж в конторе. Ни Якову, ни дяде, никому здесь, в Косогорье, он уже не мог рассказать об этом грабеже, чтобы не навлечь на себя новый позор. Разлад с Тоней Земцовой, история с Лизаветой — это было его личное дело, а пропажа документов… С какой целью? Чем она грозит и кому? Одному ли Матвееву? Рано или поздно она раскроется! Как тогда смотреть людям в глаза?…
Да, как смотреть людям в глаза, если ты прежде всех знал?
Не советуясь больше с матерью, он выбрал решение, единственно надежное, согласное с совестью и презрением к своим собственным слабостям.
Районный прокурор принял его уже на исходе дня. Человек, ничем не примечательный по внешности, в сером костюме, лысеющий, каких встретишь немало на улице, но грозный своим названием «прокурор!», вел беседу мягко и вежливо, не выпуская из внимания ни рук, ни глаз, ни выражения лица Корнея. Он изучал и присматривался, можно ли верить. И не давал передохнуть, обдумать, подобрать слова, пока все не выспросил.
— Значит, они потушили свет, когда вы постучали?
— Потушили и выбрались из конторы, — подтвердил Корней.
— А Валов где находился?
— Он, очевидно, дежурил за углом.
Прокурор побарабанил пальцами по столу.
— Надеюсь, вы не обмолвитесь о своем визите ко мне?
— Я не болтлив, — уже спокойно сказал Корней.
Беседа еще продолжалась долго, прокурор все уточнял и перепроверял, потом достал из сейфа заявление Матвеева, дал прочитать и попросил подтвердить.
Матвеев
— Все правильно, все на месте, — подтвердил Корней, откладывая заявление в сторону, — а чего-то в нем не хватает.
— Чего же? — спросил прокурор. — Вы поможете выяснить?
— Вряд ли. Я не знаю!
Он мог бы, разумеется, кое в чем помочь разобраться или хотя бы просто сказать: «А почему? Почему все это происходит: приписки в отчеты, преднамеренное снижение затрат на производство, раздувание благополучия и вообще все, о чем пишет Матвеев? О чем спорят и по поводу чего ругаются косогорцы на оперативках, на собраниях? Почему?»
Прокурор смотрел ему прямо в лицо, но Корней, поколебавшись, все же не решился и повторил:
— Нет, я еще ничего не знаю…
— Вы будьте смелее, — подбодрил прокурор.
— Я не успел еще оглядеться на заводе как следует…
— Ну, что ж! — согласился прокурор. — Хотя бы и так. Осторожность не вредит. А если надумаете, приходите еще.
«Зачем еще раз приходить? С меня хватит, — как бы оправдываясь сам перед собой, подумал Корней уже в автобусе, по пути в Косогорье. — Чем дальше в лес, тем больше дров. Нет, с меня хватит пока что!»
Автобус остановился у конторы. Вечерело. Окна директорского кабинета плавились в багряных лучах заката.
С путей, от складской площадки, двинулся груженый состав.
Корней посмотрел на часы: уже время сменять на дежурстве Валова, мыкаться до утра. В обжиге опять произошел затор: с пылу, с жару, не давая остыть, кирпич грузили в вагоны.
Отправив состав, Валов прогуливался по пустой площадке.
— А что у вас больше дела нет? — спросил Корней.
— Нету, конечно, — развел руками Валов. — Я недоконченных дел не оставляю.
— Шли бы на станцию оформлять накладные.
— Ты ж мне, однако, мил человек, книжку с расчетными чеками не оставил. Как без нее со станцией расплатиться?
Наглый и развязный тон. Глаза, как бурава. Бес!
— Так что, придется тебе самому, мил человек, на станцию топать. А если велишь, схожу!
— Не велю!
— Вагоны-то опять простояли у нас больше положенного. Не забудь штраф оплатить. Сводка об отгрузке на столе у тебя. Директору я докладывал.