Утро Судного Дня
Шрифт:
А уж боевой «автопилот» у Гривы был самого лучшего качества. Арбалет соскользнул с плеча, рычаг натянул тетиву, стрела легла в паз (всё — не глядя, автоматически), глаза тем временем отыскали цель, а руки направили на нее тускло блестящую кремневую пластинку наконечника…
…Но палец не нажал на спуск, потому что этот палец снова был не сам по себе, он был принадлежностью своего хозяина. Странное состояние схлынуло, оставив после себя ощущение необычайной легкости и приятное покалывание в мышцах. Как после тонизирующего массажа.
«Не
Это было сказано по-русски. Вернее, вообще не сказано. Звук родился где-то внутри. Этакая озвученная мысль.
И она несомненно принадлежала не Гриве, а тому, кто оказался под прицелом.
Увы, у этого специалиста по телепатии оказалось лишь два глаза.
Грива испытал острое разочарование: не тот!
Его противник был приземист, на полголовы ниже Артёма. Широкое лицо, покрытое короткой щетиной, курчавые волосы, тяжелые надбровные дуги. Во всем его облике было нечто звериное, создающее ощущение свирепости, угрозы…
И тем не менее это был человек. Несомненно. И столь же несомненно — совсем не такой человек, как Артём или как любой из встреченных им здесь аборигенов.
Низкорослый, он, тем не менее, вызывал ощущение колоссальной силы. Широченные плечи, чудовищные бугры мускулов…
Рядом с Архо он смотрелся бы как ротвейлер рядом с доберманом. Но копье у приземистого было практически такое же, как у охотников племен Реки, только камень наконечника другой — совсем гладкий и блестящий, как стекло.
«Не стреляй, — снова пришла мысль. — Нельзя!»
— Можно! — вслух и тоже по-русски заявил Грива. — Еще как можно! Если ты сделал с ней что-то скверное…
«Она спит. Она не имеет значения…»
— Она не имеет значения, — уже вслух, по-русски, без малейшего акцента произнес приземистый. — Она — чтобы производить потомство. — Акцента не было, и голос был приятный — глуховатый баритон. Но речь всё равно звучала странно. Как будто говорил иностранец, с трудом подбирающий слова. — А кто ты? — И, с большим сомнением: — Тебя здесь нет.
— Вот тут ты ошибаешься, приятель, — заявил Грива. — Только попробуй еще какой-нибудь поганый фокус — и сразу убедишься, что я очень даже есть!
— Не надо бояться, — настойчиво проговорил «Ужас» (если, конечно, это был он). — Я не сделаю ничего, пока не пойму, как ты есть здесь.
— А когда поймешь? — Грива чувствовал растерянность приземистого, но не страх. — Что ты сделаешь тогда? Знаешь что, приятель, а положи-ка ты копье на землю.
— Зачем? — удивился приземистый. — Ты меня боишься? Я могу убить тебя без копья. Вот так. — Короткие толстые пальцы сжались в мосластый кулачище.
— Копье на землю! — с угрозой процедил Грива. — Считаю до трех! Раз…
Неизвестно, был ли знаком этот обезьяноид-телепат с правилом «раз-два-три-в-лоб» или по тону догадался, но копье тут же оказалось на земле. А на Гриву опять накатила волна слабости, но на этот раз он справился с телепатическим прессингом намного легче, чем в первый раз.
— Еще один раз так сделаешь, и пеняй на себя! — предупредил он. — Знаешь, что у меня в руках?
— Оружие, — спокойно ответил человек-горилла. — И ты думаешь, что можешь меня убить.
«Ах я думаю…» — Артём усмехнулся и нажал на спуск. Стрела ударила в землю между здоровенных ступней приземистого. Тот отпрыгнул назад. Довольно резво, но все равно с опозданием.
Грива быстро перезарядил арбалет. Его собеседник не сделал попытки воспользоваться этими мгновениями для атаки.
Артём покосился на Дашу. Девушка лежала на боку. Глаза закрыты, дыхание ровное. Похоже, с ней не случилось ничего дурного.
— Ты ее разбудишь, когда я уйду, — пообещал приземистый.
— Если я позволю тебе уйти, — заметил Грива. — А для этого тебе придется убедить меня, что ты — не враг.
— А если мне это не удастся, ты попытаешься меня убить, да?
Приземистый определенно обладал незаурядными лингвистическими способностями. Он говорил по-русски всё лучше и лучше. Впрочем, для того, кто умеет копаться в чужих мозгах, подобная скорость не удивительна.
— Это не я, — человек-горилла угадал или подслушал его мысль. — Это ты быстро учишься. Я говорю не на твоем, а на своем языке. Твой примитивный ум противится прямому контакту. Но готов преображать и осмысливать звуки речи.
«Может, ум у меня и примитивный, но это не значит, что я должен тебе верить», — подумал Грива.
— Бред, — сказал он по-испански.
— Ортодоксальное миропонимание свойственно особям вашего вида, — на отличном испанском заявил приземистый. — Спор не имеет смысла. Что ты есть — это важно. Ты — слепое пятно для моего всеведущего разума.
«Всеведущего!» — Грива хмыкнул.
— Ты врешь, — сказал он. — Всеведущий — тот, кто знает всё. Если ты чего-то не знаешь…
— Я знаю всё о ней — возразил его собеседник. — Я знаю всё о ее соплеменниках. Я знаю всё о себе и моих соплеменниках. (Ага, — подумал Грива, — значит таких, как ты, тут целая компания!) Я знаю всё о любом разумном, которого вижу. Но не о тебе. Тебя нет… То есть ты есть: я вижу твое тело, я вижу следствия твоих поступков, но каждый твой поступок не есть часть ткани этого мира. Ты не нить в ее узоре, а пронзающая игла.
— Или ножницы, — уточнил Грива. — Которые перережут нить твоей жизни, если ты подойдешь еще на шаг ближе.
Приземистый поспешно отступил.
Его чресла прикрывал примитивный кожаный передник, но, похоже, он знал, что такое ножницы.
— Я буду думать о тебе, — сказал приземистый. — Сейчас нам лучше расстаться.
— Не возражаю, — согласился Грива. — Только сначала приведи ее в чувство, — он кивнул на Дашу.
— Сейчас — нельзя. Она не должна видеть меня.