Шрифт:
Утро вечера дряннее
Глава 1
Знаете, бывают такие дивные дни. Иначе их и не назовешь. Когда внешне все вроде бы остается на своих местах – инфляция, кризис, войны, вредные соседи, гора писем от читателей, причем не самых умных и корректных, зима, унылые лица прохожих, надвигающаяся эпидемия заморского гриппа… словом, наличествует весь маразм нашей жизни, но что-то внутри нас начинает вдруг смеяться и озорничать. Вот такой день посетил меня. Ни тебе угрызений совести, ни грустных мыслей, ни мучительных воспоминаний. Но ведь
Обычно ответа на этот вопрос не находишь. Памятуя о подобных светлых днях, не раз посещавших меня, я не стала докапываться до истины: что, зачем, почему – и вприпрыжку сбежала по ступеням лестницы своего подъезда. Радость была такой исполинской, что мерно покачивающийся и жалобно дребезжащий лифт ждать не было сил. Поэтому буквально вылетев во двор и сев в свою «ладушку», я еле дождалась, пока прогреется двигатель и, наконец, можно будет тронуться с места. Заранее зная, что такая невесть откуда налетающая радость пагубно влияет на решимость соблюдать правила дорожного движения, я все же подождала, пока прогреется мотор, прочитала себе лекцию, пытаясь усмирить дерзновенный порыв своего сердца.
Попеременно прижимая ладонь ко лбу, щеке и виску, я пробовала определить градус моего внутреннего кипения. И все-таки тот самый вопрос, который никогда в подобных случаях не получал ответа, упрямо толкался в мозг.
Расстояние до работы мне показалось просто смешным, и в этот момент я была готова даже не согласиться работать так близко от дома, чувство, охватившее меня, требовало вольного разбега, свободного пространства и бездны времени. Кто-то вознамерится сравнить его с действием наркотика? Фи! Наркотиками я никогда не баловалась, да и другим не советую, но по рассказам очевидцев, вернее, балующихся, знаю, что действие ни одной марихуаны, героина или кокаина не сравнится с этим счастливым завихрением, которое вираж за виражом наполняет душу все более громким шелестом крыл. Чувствуешь себя быстро расширяющейся Вселенной, и никак не меньше! Единственное, что может, наверное, выдержать сравнение с этим праздничным ощущением, это езда на сумасшедшей скорости по какому-нибудь спидвею. Вот так, врубаешь какой-нибудь жутко темпераментный музон, включаешь сто двадцать и – в пропасть! Да нет, не в такую, над которой только орлы да облака, а в ту, что гудит, и радостно стонет, и рыкает кровью, берущей приступом анемичное тело и душу.
Я влетела в редакцию ураганом. Опьяненная радостью бытия, я тем не менее заметила, что Маринки на месте нет. Это неприятно подействовало на меня. Что же, спросит внутреннее чувство, то ощущение, о котором я только что толковала, не способно на великодушие? Даже на самое мизерное? Заключающееся, например, в том, чтобы не заметить отсутствия в приемной своей секретарши? И то обстоятельство, что Маринка, кроме всего прочего, была моей подругой, тем более должно было склонить мою упоенную весенним восторгом душу к снисходительной рассеянности.
Ан нет! И вот почему. Потому что, признаюсь, в меня закралось ревнивое подозрение, не сочла ли эта, то бишь, моя радость, своим долгом посетить и Маринку? Только, несмотря на приятное головокружение, я не опоздала на службу, а Марина, откровенно говоря, плюнула на свои обязанности. И что особенно не давало мне покоя, так это предположение, что Маринкино опоздание не просто было вызвано этой самой радостью, а ее, радости, превосходной степенью.
Если я не опоздала, размышляла я, значит, не настолько опьянилась, чтобы забыть о своих прямых обязанностях, а вот Маринка…
И тут дверь распахнулась и в секретарскую влетела моя взмыленная секретарша.
– О! – воскликнула она. – Ты уже здесь? Не смотри, не надо, – весело затараторила она в ответ на педантично-строгое движение, которым я приподняла рукав пиджака, дабы взглянуть на часы. – Задержалась, признаю…
– Ты сначала отдышись, – поморщилась я.
– Ой, ты даже не поверишь! – вытаращила она глаза.
– Ну отчего же, – усмехнулась я, – ты у нас личность незаурядная.
Я взяла свой модный портфель, который в замешательстве плюхнула на стоящее перед Маринкиным столом кресло, и направилась было в кабинет.
– Ты че, Оль, обиделась? – оторопела от моего официального вида Маринка.
– Отчего же? – повторила я и скептически пожала плечами.
– Ты не представляешь, с кем я ехала до работы! – снова оживилась Маринка.
– «Я ехала домой…» – томно пропела я.
– С Александром Клуниным, – восторженно воскликнула Маринка, – гитаристом из «Вывиха»!
– Из «Вывиха»? – не разделяя Маринкиного воодушевления, переспросила я.
– Елки-моталки! – крикнула Маринка, глаза которой лихорадочно горели, а губы дрожали. – Ты же интервью с их продюсером и композитором сегодня брать поедешь!
– А-а, – процедила я, – и что же?
– Ну как что?! – восклицала неугомонная Маринка. – Такое дело! Я с ним знакомство завела. Во-о парень, – выставила она вперед и вверх большой палец правой руки.
– Где же ты его подцепила? – немного смягчилась я, безусловно, движимая любопытством.
– Где-где! – добродушно передразнила меня Маринка. – Не у всех, между прочим, Олечка, есть личный автотранспорт. – Маринка скривила смазливую физиономию в ехидной ухмылке. – Стояла, голосовала, опаздывала… А он тут, миленький, на своем «Фольксвагене». Слушай, Оль, – по-приятельски обратилась она ко мне, – я таких машин не видела. Представляешь, желтая, но не так чтоб просто…
Маринка подыскивала нужное слово.
– Ну, желтая, но не так… – с оттенком пренебрежения усмехнулась я.
– Во, – радостно блеснули большие Маринкины глаза, – золотистая. Ну, супер! – причмокнула она. – А едет как! Словно летит. Да ты знаешь, – почему-то сникла Маринка, – тебя ничем не удивишь. Ты на этих иномарках туда-сюда…
– Ладно, хватит трепаться. Значит, опоздала ты не потому, что с этим, как его… – подозрительно посмотрела я на Маринку.
– Клуниным. Песню их новую слышала? «Если б ты сказала «да», не пришла бы к нам беда… Ты же мне сказала «нет», у тебя один куплет…»
– Вот это точно, – засмеялась я, – куплет у них всегда один и тот же.
– Он мне сказал, между прочим, что с фанерой они завязали! – с запальчивой гордостью воскликнула Маринка.
– Тебе лучше знать, – равнодушно проронила я, – ты у нас знатная меломанка.
– Зря смеешься, – надулась Маринка, – не забудь, тебе сегодня с их шефом общаться. А он товарищ непростой, – крикнула она, когда я уже вошла в кабинет.
Маринка еще долго напевала что-то за дверью. Что-то умопомрачительно-скучное и сентиментальное.