Утверждение христианства на Руси
Шрифт:
Не видим оснований отрицать реальность отношений между Тригвисоном и Владимиром Святославичем. Вполне возможно, что Улаф был среди тех норманнов, которых молодой Владимир нанял для борьбы против Ярополка Святославича, а позже обратил в своих вассалов. Возможно, Улаф действительно крестился в Константинополе и, возвратившись на Русь, активно пропагандировал новую веру. Определенное влияние он мог оказать и на киевского властителя, который начал осознавать необходимость религиозной реформы. Фальшивой является тенденция приписывать герою саги решающую роль в христианизации Руси.
Конечно, сага не является исторической хроникой и ни в коей мере не претендует на адекватное освещение реальных событий или процессов. Здесь находим немало фантастики: бабка Владимира Ольга превращается в его мать, ее жизнь продлена до момента крещения; царевна Анна оказывается женой Владимира задолго до принятия им новой веры и т. п. Совершенно неправдоподобной является хронология повествовательной схемы. Улаф родился в 969 г. (эту дату считаем надежной), следовательно, в 988 г., к моменту крещения Владимира ему еще не исполнилось 20 лет. За это время он якобы успел прожить чрезвычайно напряженную жизнь, богатую событиями: длительное пребывание в Гардарики, бегство в Винланд, женитьбу, государственную деятельность от имени жены, пребывание в Дании, возвращение на Русь, год до вещего сна, путешествие в Константинополь, наконец, миссионерскую деятельность в Киеве, — трудно представить, чтобы все это было проделано двадцатилетним юношей.
Такой же произвольной является легенда о крещении Владимира и Руси епископом Бруно в начале XI в. Она дошла до нас в составе ”Жития св. Ромуальда”, написанного Петром Дамиани, епископом остийским, жившим в XI в. (умер в 1078 г.) [Pet. Dam., р. 976]. По этому преданию, епископ Бруно (один из учеников святого Ромуальда) проповедовал среди восточноевропейских язычников — мадьяр, печенегов, и на Руси. Киевский князь вначале чурался христианской веры, но в конце концов согласился на обращение. Решающую роль в этом сыграло чудо, продемонстрированное миссионером: он вошел в костер, но остался невредим — в данном эпизоде совершенно очевидна реплика византийской легенде IX в. (чудо с Евангелием).
Епископ Бруно, как и Улаф Тригвисон, — личность вполне историческая. Он действительно ездил около 1006 г. в печенежскую степь с миссионерской целью и по дороге посетил Киев. Свое путешествие описал собственноручно в письме к императору Генриху II [Pet. Dam., р. 46; см.: 176], где нет ни слова о христианской проповеди на Руси. Это вполне понятно: в то время Владимир уже был христианином, а новая вера окончательно стала государственной религией [372].
Кроме Дамиани, о миссионерской деятельности Бруно на Руси кратко упоминает интерполятор ”Хроники Адемара” (XI— XII вв.) [Adem., р. 48]. Источник не имеет самостоятельного значения, поскольку зависит от Жития Ромуальда.
Источниковедческая ценность подобных сказаний минимальна: они не содержат реальной информации для реконструкции подлинного процесса христианизации Руси. Появление таких фантастических (мифологических) рассказов должно было компенсировать отсутствие достоверных данных относительно крещения Владимира.
Положение Руси к 980 г. Владимиру досталось тяжелое наследие. Русь, доведенная до крайности политикой Святослава Игоревича, переживала трудные времена: потеряны опорные пункты в Причерноморье; заключенный с греками договор 971 г. после Доростольского поражения лишил Русь преимуществ в сфере экономических связей; печенежское нашествие, путь которому открыл сам Святослав недальновидным хазарским походом 965 г. [250, с. 53], привело к опустошению причерноморских степей и южной части Лесостепи. Археологические исследования констатируют тотальную гибель городищ и поселений в этих районах в середине или второй половине Х в. [483, с. 214; 520; 521; 723]. Территория государства значительно сократилась; когда Владимир вступил на киевский престол, печенежские орды стояли за Стугной, в 30 км от Киева. Верхнее Поднестровье получило даже название Silva Pieczyngarum (печенежский лес) [839, с. 45].
Материальные затраты на осуществление военных авантюр катастрофически сказались на экономическом положении страны, особенно на демографическом уровне. Колоссальные человеческие потери ничем не компенсировались. Уничтожение производительных сил привело к упадку хозяйственной деятельности, что, в свою очередь, подрывало военный потенциал государства. Антихристианский террор, начатый в конце правления Святослава, не способствовал стабилизации положения в стране; скорее наоборот. Активизировались центробежные силы в ”племенных” княжениях; на повестке дня стал вопрос: быть Руси или не быть? Неожиданная гибель Святослава весной 972 г. перевела этот вопрос в практическую плоскость. К сожалению, восьмилетнее княжение слабого и нерешительного Ярополка не улучшило политическое положение в стране.
Придя к власти ценой жизни своего брата, Владимир оказался перед проблемами, требовавшими немедленного решения. Как отмечалось, молодой князь не имел на Руси надежной поддержки. Главной политической опорой его оставалось наемное варяжское войско. Это была весьма ненадежная опора, которая в любой момент могла превратиться во врага. И действительно, варяги, которые хорошо понимали затруднительное положение своего хозяина и его зависимость от их мечей, сделали попытку стать хозяевами в стране. ”Посемъ рђша Варязи Володимиру: ”се град нашь и мы прияхом и, да хощем имати откупъ на них по 2 гривнђ от человека” [250, с. 66]. Необходимы были особые усилия, чтобы отделаться от опасных помощников. Владимир проявил недюжинные способности государственного деятеля: менее опасную часть наемников он успокоил бенефициями, превратив их в своих вассалов, наиболее опасных отправил на юг грабить византийские владения.
Немало хлопот имел Владимир и в деле обеспечения окраин. В 981 г. состоялся поход с целью возвращения Червенских городов (Перемышль, Белз, Червень и др.) [250, с. 69]. По поводу данного похода в литературе возник спор: польская националистическая историография считает эти города изначально западнославянскими (польскими) и поэтому рассматривает экспедицию 981 г. как захватнический акт [839; 853; 862 etc.]. Советскими учеными убедительно доказано, что речь идет о древнерусской территории, заселенной восточными славянами [251; 252; 316; 317; 318]. Пользуясь тяжелым положением Руси при Святославе и Ярополке, Польша пыталась увеличить свои владения за ее счет. Таким образом, поход Владимира ставил своей целью восстановить западные границы Руси.
Владимиру пришлось преодолевать и центробежные выступления в ”племенных” княжениях, что стало уже своеобразной традицией политической жизни Руси Х в. В 981 г. он победил вятичей, наложив на них дань ”от плуга”. На следующее лето вятичи вновь восстали и пришлось покорять их вторично [250, с. 69]. В 983 г. Владимир осуществил поход против ятвягов, живших на северо-западе страны [там же], а в 984 — против радимичей [там же, с. 71].
Эти успешные операции укрепили позиции великого князя и подняли международный авторитет Руси. Они обеспечили Владимиру популярность, но не могли стабилизировать внутреннее положение. Становилась очевидной необходимость кардинальных изменений для решения насущных проблем, вставших перед государством. Главная заслуга Владимира и состоит в том, что, осознав эту необходимость, он решительно взялся за перестройку общественной жизни страны, осуществив целый ряд важных реформ.
Реформы Владимира. Программа Владимира ориентировалась на восстановление достижений аскольдовой эпохи, но в новых условиях конца Х — начала XI в. Владимир даже принял титул убитого правителя — каган (равный императорскому) [413, с. 78, 91, 92], чем пытался утвердить авторитет Руси в глазах политической Эйкумены и себя как носителя верховной власти в стране.
Реформы Владимира охватили широкий круг проблем. Наибольшее значение имела, вероятно, административная реформа, сущность которой заключалась в ликвидации ”племенных” княжений [425, с. 546—547; 539, с. 384—385]. До конца Х в. Киевская Русь состояла из ряда ”племен”, сохранявших автономию. Всего было семь или восемь главных ”племенных” образований: поляне, северяне, древляне, дреговичи, кривичи, ильменские словены, вятичи и, возможно, радимичи [85, 98, с. 109—148]. Каждое из них, в свою очередь, состояло из нескольких меньших. Так, в состав Полянского объединения входили уличи, тиверцы, волыняне, дулебы, бужане и белые хорваты [85, 98, с. 145—148]; в кривичское — смоляне, полочане, псковичи [587] и т. д.