Уважаемый господин дурак
Шрифт:
Приятный ветерок залетал в окно поезда. Когда Такамори смотрел на вершины гор, покрытые облаками, ему вдруг показалось, что он видит Гастона — тот медленно поднимался в горы чуть ниже самой высокой вершины. И махал ему шляпой с улыбкой на лошадином лице — с той самой улыбкой, к которой они уже привыкли, глупой и робкой.
«Такамори-сан, я иду».
«Куда ты идешь, Гас?»
«Куда угодно, где есть люди».
Видение разрушила Томоэ — она сидела, подперев рукой щеку, и тоже смотрела на горы. Ее воображение носило более практический характер.
—
Такамори печально улыбнулся. Понимала ли она когда-нибудь Гастона по-настоящему?
— О, посмотри — белая цапля! — Одинокая цапля над рисовыми полями медленно и грациозно поднималась в голубое небо.
— Гас-сан, до свиданья, — тихо прошептал Такамори птице.
Стояло летнее воскресное утро. На распустившую все свои белые цветы магнолию села цикада и громко запела, возвещая наступление жаркого дня.
Такамори, отбросив летнее одеяло, спал дальше. Ему снилась высокая холодная гора, отчетливая на фоне голубого неба, по которому плыли белые облака. Гора казалась так близко, что, вытянув руку, можно было достать до ее склона. Наклонившись вперед, на эту гору поднимался Гастон. С рвением ребенка он хватался за скалы и корни деревьев и шаг за шагом продвигался к вершине. Иногда его ноги соскальзывали, он падал на ягодицы и скатывался вниз. При этом лицо его становилось очень жалким. Затем он вставал и вновь начинал подъем. Видя такое упорство, Такамори невольно расхохотался. Гастон, похоже, услышал его, и на его лошадином лице появилась смущенная улыбка.
«О, Такамори-сан, это вы?»
«Не сдавайся, Гас. Вершина уже скоро».
Достигнув ее наконец, Гастон с гордостью оглянулся на Такамори, как бы показывая, что даже он, со своим слабым характером и без всякого чувства собственного достоинства, смог добраться до вершины.
Затем Гастон, подняв вверх руки, замахал ими, как птица. Прямо на глазах Такамори его ноги начали медленно отрываться от горы, и он начал подниматься, словно небольшой воздушный шар. Сняв одной рукой шляпу, он помахал ею стоящему внизу Такамори и полетел к белым кучевым облакам, которые ярко сверкали в лучах июльского солнца.
— Гастон-сан, — громко позвал Такамори, но тот, не переставая махать шляпой, постепенно уменьшался, пока не превратился в точку, которую вскоре поглотило небо.
— Ты скоро заплесневеешь. Уже десять часов.
Донесшийся снизу голос сестры прервал сон Такамори. Достав из-под подушки сигарету, он сунул ее в рот и сел на постели, скрестив ноги.
Уже прошел месяц после исчезновения Гастона, а его местонахождение продолжало оставаться неизвестным.
В комнате Такамори недалеко от его кровати все еще лежал его старый вещевой мешок, с которым он сошел с парохода.
— А зачем вообще Гастон приехал в Японию?
Такамори казалось, что в этом мешке могла находиться разгадка.
Тихими, как у кошки, шагами Томоэ поднималась по лестнице, видимо, намереваясь, как всегда, неожиданно ворваться в комнату и сорвать с брата одеяло. Обычно Такамори, услышав ее шаги, быстро вставал, накидывал рубашку и делал вид, что он уже давно проснулся. Но в этот раз он даже не пошевельнулся и продолжал курить, глядя на старый вещевой мешок.
Открыв резко дверь, Томоэ сразу заметила, что брат ведет себя необычно — что-то очень серьезно разглядывает.
— Такамори!
— Что?
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? Матян вынуждена еще раз разогревать завтрак.
— Ну и что?
— Одним «ну и что» ты не отделаешься. О чем ты думаешь?
По направлению взгляда Такамори определив, что смотрит он на мешок, Томоэ задала риторический вопрос:
— Это мешок Гастона, не так ли?
— Да.
— Мы оказались в трудном положении. До каких пор этот мешок будет здесь лежать? Интересно, когда Гастон вернется и заберет его?
— Да, это вопрос.
— В самом деле, куда мог исчезнуть этот человек?
— В голубое небо.
— Что ты говоришь?
— Нет, ничего. — Такамори поспешно качнул головой. — Послушай, Томоэ. Куда он ушел, туда и ушел. Но я все думаю, зачем он вообще приехал в Японию?
— Да, это верно. — Томоэ села рядом с братом и вздохнула. — Я тоже с самого начала удивлялась. Однажды пыталась даже его спросить. — И она вкратце рассказала, как она пыталась это выяснить за ужином в Ёцуя в тот вечер, когда Гастон уезжал в Ямагату.
— Ну и что он ответил?
— Его рот в тот момент был набит лапшей, и он промычал что-то нечленораздельное.
— В самом деле?
— Если открыть этот мешок, может, что-нибудь и прояснится.
Томоэ откровенно сказала то, о чем думал Такамори. Брат и сестра некоторое время молча смотрели на этот старый вещмешок. Хоть Гастон и останавливался в их доме, они не могли без разрешения его открыть. И мешок стал для Такамори наваждением. Каждое утро, едва открыв глаза, он молился за безопасность Гастона, не спуская глаз с этого мешка. Вернувшись в свою комнату поздно вечером, он в первую очередь останавливал своей взгляд на этом мешке. Ему все время казалось, что в нем должно лежать то, что может раскрыть загадку Гастона.
Однажды во второй половине дня к Такамори в банк пришел посетитель. Он представился сотрудником полицейского участка в Маруноути.
Секретарь приемной вызвала Такамори и обеспокоенно спросила:
— Хигаки-сан, вы совершили что-нибудь плохое?
— Не распространяйте обо мне дурные слухи, — ответил ей Такамори — он сразу предположил, что визит полицейского связан с Гастоном.
С беспокойством и тревогой в груди он открыл дверь в приемную, где увидел уже знакомого офицера. Тот сидел, раздвинув ноги, на обитом белой материей диване.