Увертливый
Шрифт:
Даже невысокие и пологие горы все равно выглядят величественными, как всякие горы. Главное, что Апенины не казались дикими. Их спины покрывали хвойные и буковые леса. Их головы желтели на солнце веселыми плешинами. От их подножий во все стороны разбегались белые точки – такими издалека представлялись окруженные виноградниками виллы и виллочки.
Справа, среди гор время от времени блестело озеро. А внизу, на дне каньона, вилась речка Рено, поминутно пересекавшая трассу то слева на право, то справа налево. Серебристая лента ее устремлялась к самой великой на
Часть шестая
«В лагуне»
1.
«Вон там справа на гребне, – показал Тони, – деревушка Санта Лючия. Здесь заканчивается „Таскана“ и начинается область „Эмилия-Романья“. Отсюда до самой Болоньи идет понижение горной системы».
Автострада шла на высоте шестьсот-семьсот метров. И отдаленные «двухтысячники» на расстоянии казались невысокими. Зато, когда река и автострада вырвались на равнину, горы, казалось, внезапно, выросли, напоминая гигантские глыбы, когда-то скатившиеся на плоское место. Впереди лежала Болонья.
– Не надо приближаться, пропустите машину! Тони, отстаньте немного!
– Я больше не слышу маяк!
– Возможно, его обнаружили.
– Горючее скоро закончится. Мы объезжаем Болонью с запада, переходим на трассу «Болонья-Подова». Здесь много съездов с заправками. Вот бы они тут встали! Стойте, Паоло! Нельзя открывать дверь на ходу.
– Сейчас закрою.
– Паоло, они останавливаются! Что происходит?!
– Вы же сами хотели, чтобы они встали?
– У них лопнула шина!
– Съезжайте с трассы к заправке и, не торопитесь!
Еще через двадцать минут обе машины продолжили движение. Автострада вела на северо-восток. Сзади осталась Болонья – столица области «Эмилия-Романья» и самый старый в Европе университетский город. Глыбы отдельных гор уплывали на юго-запад и скрывались за горизонтом. Вокруг расстилалась желтая и лишь местами зеленая равнина с рассыпанными по ней фермами, которых уже никак нельзя было назвать виллами. Это были скромные одно двухэтажные крестьянские дома, окруженные заборами и хвойными деревьями. На этих полях выращивались зерновые культуры, овощи, кукуруза и дешевые сорта винограда для сладких и шипучих вин.
На этот раз пейзажи за окном были однообразнее. Но Галкин продолжал смотреть по сторонам, чтобы отвлечься от картины, стоявшей перед его глазами. Только что он видел окровавленное лицо Тараса, привязанного к носилкам. Петя не мог слышать его стоны, но ему казалось, он их слышит.
Неожиданно, водитель спросил: «Извините, Паоло, я никак не могу понять, вроде бы вы хотите освободить заложника».
– Хочу.
– Почему же не освобождаете? Вы давно могли бы это сделать. Вместо этого, ведете с похитителями какую-то игру.
– Это они играют со мной. Они держат не просто заложника, а живую приманку для меня.
– Иначе говоря, с его помощью, они хотят взять в заложники вас?
– Что-то в этом роде.
– Наверно, –
– К «купертинцам» никакого отношения не имею.
– А я не могу понять, как вы могли на ходу проколоть им шину!?
– Вы правы. Это было рискованно. Я воспользовался общим снижением скорости: некоторые машины перестраивались перед выездом…
– Но я не глухой! Послушайте сами! Маячок опять слышен! Вы успели побывать в санитарной машине!?
– Ну да. Это было не сложно: они же стояли, когда колесо меняли.
– Но извините! Когда шла заправка, я помню, вы все время были в машине!
– Действительно был. Но отлучался на какое-то время.
– Фантастика!
– Я просто немножко быстрее других. И то – не на долго.
– Тем более! При ваших возможностях, вы давно могли бы отбить заложника. А вы все играете с ними, как кошка с мышью.
– Есть очень важное условие игры. Могу назвать его, но боюсь, не смогу объяснить – это сокровенное условие (он употребил слово ‘innermost’ «глубоко внутреннее»): дело в том, что заложник не должен узнать меня и не должен почувствовать себя обязанным мне своим спасением – в противном случае, я сам становлюсь заложником. Я могу подготовить спасение, но выполнить его должен другой.
– Это немыслимо! Вы загоняете себя в угол!
– Ничуть! Сегодня на площади все как раз к этому шло! Полиция была в двух шагах, а я, защищая женщину, просто, не успел вовремя задержать машину. Ведь все могло получиться!
– Скажите, если бы они отпустили заложника вы бы от них отстали?
– До последнего времени – был уверен, что так будет.
– А что изменилось?
– На площади «Святого Креста», на глазах у свидетелей, они попытались учинить новый захват.
– Они нарушили закон?
– Безусловно! Они давно его нарушают.
– А кто об этом знает?
– Все, кому следует.
– От кого?
– От меня и от самого заложника: я ему давал возможность звонить. Но сегодня уже – четвертый день, а никаких действий не видно.
– Не торопятся?
– Не то слово! Жена заложника не выдержала, добилась экстренной визы, – сама прилетела его выручать.
– Mamma mia!
– А сегодня ее тоже чуть не схватили! На самом деле, это – не игра. Похитители закусили удила. Не знаю, чем это кончится.
По поводу «удилов» он выразился: They’ve taken the bit between their teeth’. Но Тони понял.
– Надеюсь, все кончится благополучно.
– Дай-то Бог!
Слева и справа от автострады расстилались то прямоугольники полей (желтых, серых, бурых, зеленых), то шпалеры виноградников. И в каждом прямоугольнике стояла ферма – щепотка мелких сооружений, самым крупным из которых было двухэтажное жилье. Под автострадой проносились узкие речушки, каналы, канальчики скорее оросительные, чем судоходные. Если канал, по которому когда-то на пароходе плыл Галкин, рассекал леса, то здесь по «обочинам» водных дорог шла только узкая полоска деревьев.