Увертливый
Шрифт:
«Когда он прибудет?» – спросил Петр. Ему назвали время и сказали: «Ждите». Он покинул вокзал и направился влево к порталу стоящей рядом церквушки.
Галкин не любил ждать. Ожидая, он почему-то всегда нервничал. Даже засыпая, ощущал время, как некую собственность. Но когда ждал, начинало казаться, что кто-то умыкает её. Он страдал от мнительности. Чувствовал, что не совсем нормален, даже как книжный человек. Взять хотя бы Тараса. Все эти годы он думал о нем, как о друге, о старшем товарище, об эталоне – образце подражания. Но если так, то мог бы теперь при первой возможности без фокусов все ему объяснить. Но тайное чувство к Светлане все разрушало – не только в отношении с Бульбой, – вообще все на свете. Он никогда не посмел бы раскрыться. Чувствуя воспаление эгоистичной души, испытывая нелепые сложности, он продолжал свою странную игру, подвергая опасности и себя и тех, кого считал близкими, ставя в тупик и доброжелателей, и врагов.
Гондольера он увидел внезапно. Точнее, внезапно понял, что это именно он. Человека этой специальности Петя представлял себе молодым длинноногим, опереточным персонажем, распевающим баркаролы и выделывающим на корме фигурные па с длинным веслом. К церкви приближался коренастый мужик лет пятидесяти, в темно-синих брюках и такой же куртке, из-под которой выглядывала полосатая рубаха. В отличие от наших тельняшек, она имела ворот и застежку-молнию. На голове человека была светлая плоская шляпа с не очень большими, но ровными полями. Тулья была охвачена синей лентой, спускавшейся сзади подобно косичке.
Человек смотрел не прямо перед собою, а выше, как будто здоровался с храмом. Приблизившись, он быстро, но мягко перекрестился, точно погладив ладонью воздух, и только тогда посмотрел на Галкина.
– Вы заказывали?
– Да я!
– Мистер Дос?
– «Дооз!» – поправил Петя.
– «Мистер Дооз, – с долей иронии произнес гондольер, – следуйте за мной».
Они подошли к месту, где ступеньки спускались к воде. Там их ждала гондола (правильное ударение на первый слог). Тут Петя решил подшутить, отыгравшись за «долю иронии». И, когда гондольер приблизился к лодке, он должен был удивиться, заметив, что пассажир – уже на месте. Но лодочник не подал вида, только спросил: «Вы торопитесь?» Галкин сделал паузу, вспоминая нужное слово: «To some extent.» (до некоторой степени). Гондольер, опять не без доли иронии, повторил эту мысль перефразировав выражение так, как ему больше нравилось: ‘To a certain degree.’ Потом поинтересовался, куда едим, мистер Дооз. Петя был в длинном пальто, но седовласую маску китайца не надевал, лишь приклеил, для солидности усики, но, видно, и с ними казался гондольеру юнцом. «Дом святой Марии Формозы», – назвал он. «Окей!» – отозвался лодочник, берясь за единственное весло.
4.
Гондольер молчал. А Петр, засунув в ухо наушник от приемника, вслушивался в «эфир» разглядывая Большой канал и гондолу. Из путеводителя он знал, что берега «обрамлены дворцами». По определению: «Дворец – это большое и великолепное здание, выделяющееся своей архитектурой – место пребывания монарха и его семьи, здание широкого общественного назначения (Дворец пионеров, Дворец куьтуры, правосудия и прочего). Флорентийским дворцам присуща также защитная функция крепости, замка.
В Венеции все – иначе. Обрамленную дворцами излучину можно сравнить с полным ртом самых разных зубов: расколотых, одетых в фарфоровые и золотые коронки, с золотым напылением, из нержавейки, держащихся не известно на чем, сверкающих, благоухающих, прогнивших, источающих зловоние. Каждый хозяин дворца был сам по себе „монархом“, как хотел, так и выпендривался перед соседями. Но это было на столько давно, что со временем „выпендреж“ приобрел исторический флер.
Впереди – исполненный арками подпоясанный балюстрадами праздничный мост-галерея „Риалто“. А еще дальше, за двумя излучинами обещан блистательный апофеоз, только гондола туда не пойдет. Пока она мечется и порхает вокруг катеров, и водных трамвайчиков, пересекая канал по дуге, нацеливаясь в узкое горло rio на левом берегу.
Корма и нос плоскодонки полумесяцем приподняты над водой. Она не симметрична и в проекции на поверхность канала, поэтому стоящий на корме гондольер, одним веслом-рулем, закрепленным в замке (форкола) может управлять, одиннадцатиметровым чудом, будто игрушкой: то мощно посылая вперед, то, замедляя, то, направляя вспять. На носу – железный противовес (ферро) в форме стилизованной морды дракона с шестью выступами на груди. Для гондольера – это что-то вроде прицела», для захода в узкий канал и под мост. Гондола вмещает шесть человек. Ее ширина – один метр, сорок сантиметров.
Гондольер направил гондолу в устье канальчика и, пригнувшись, пролетел под мостом. Скорость, конечно, была не ахти какая, но непрофессионал на его месте, лишился бы головы. Внутри островов мир был иным: и воздух, и вода, и солнце, и все остальное. Вместо простора, игры световых бликов и треска моторов здесь, казалось, был хаос, нагромождение зданий, стоящих по колено в воде, теснившихся одно за другим, одно над другим. Если два километра по большому каналу они пролетели за считанные минуты, то внутри городского ущелья они плыли, не торопясь, то и дело кланяясь горбатым мостам. Хотя в книжках Галкин читал о мягких (пастельных) цветах итальянских зданий, здесь преобладали размытые желтые, розовые и какие-то особые тона серой плесени. Краску и штукатурку размывали не столько дожди, сколько сам влажный воздух лагуны.
Наконец, немолодой гондольер снизошел до беседы. Он присел на корточки, лишь иногда шевеля веслом (лодку несла инерция, а возможно, течение). «Скажите, вы, случайно, не грек?» – неожиданно спросил гондольер над самым Петиным ухом. «Нет», – сказал Петя, слегка повернувшись назад.
– Может быть, вы из Прибалтики?
– Я из России.
– Не может быть!
– Почему?!
– Русским гондола – не по карману.
– Это поправимо.
– Дело не в деньгах.
– А в чем же?
– Гондола – не просто лодка, это одна из европейских святынь. Неевропейцу этого не понять.
– Скажите, а американцы берут гондолы?
– Берут.
– А японцы?
– Тоже берут. Они ведь – почти европейцы!
– Конечно, ведь Россия – дальше, чем Антарктида.
– Так я и думал!
– Спасибо, вы мне все объяснили. Скажите, пожалуйста, что это за здание с решетками окон? Тюрьма?
– Приватный склад.
– Понятно.
Там, где каналы пересекались, приходилось маневрировать, а, где не хватало весла, гондольер изящно отталкивался от стенок ногой. Голова Пети была ниже уровня юбок женщин, идущих по калле вдоль rio.
«Что? Голова закружилась? – ехидно посмеялся лодочник. – Гондолу берут, как правило, женщины или мужчина с женщиной. А что это вы все время слушаете? Музыку?» «Послушайте сами», – Петя передал послушать наушник.
– Что это?!
– Звуки космических сфер.
– Надо же!?
Разглядывая город изнутри, Галкин помнил, что многие здания, выходящие фасадами на канал (rio), имеют с другой стороны сообщение с внутренними улицами-калле – узкими, но удобными и спокойными, пересекающими большинство островов, соединенными бесчисленными мостами.