Увидеть Хозяина
Шрифт:
В восемь двадцать я наконец упал на кровать и моментально заснул. И спал до часу дня. Нас никто не побеспокоил, и шар нейтрально поблескивал на полочке у двери, когда я открыл глаза. Я несколько секунд вспоминал, где я и почему, а вспомнив – вскочил. У меня откуда-то была твердая уверенность в том, что сегодня должно случиться что-то очень важное. Так оно и оказалось.
В столовой блока, скромно обставленной и довольно унылой, сидели за широким столом Фродо и Дик. В углу в потертом мягком кресле Святослав полировал куском кожи лезвие меча. Остальные, видимо, были в комнатах.
– Проснулся? – Фродо был озабочен. – Слушай, я проверил по всем возможным каналам эту злосчастную, Графа Роланда. Она, судя по всему, совсем не та, за кого себя выдает, но кто она такая – выяснить невозможно. Мне написал МегаСан. Он, как и мы, очень озадачен ее поведением, и еще: он то ли проговорился, то ли специально выдал мне одну информацию… точнее, подсказал, как связать одно с другим. Гляди.
Фродо
Я повернул невесомую книжицу к себе и тут же увидел большой прямоугольник виртуального экрана, висящий над блокнотом в воздухе, и светящуюся панель клавиатуры, проецирующуюся прямо на поверхность стола. Одно из окон занимало большую часть экрана: как я понял, оно содержало письмо – нечто вроде тех посланий электронной почты, которыми мы в Институте экономики обменивались по внутренней сети, но только выглядящее в точности как напечатанный на бумаге документ. Правда, один абзац был выделен фиолетовым, как будто кто-то аккуратно заштриховал этот абзац на бумаге толстым фломастером, в результате чего все буквы в нем из черных стали почему-то белыми.
«Касательно твоего сообщения. Мы сопоставили несколько источников. Подмастерья зашевелились пять дней назад. Когда он был в ЗД, какой-то груз был доставлен из Старого мира и отправлен туда же, куда затем отбыл и он. В ЗД фиксируется неживое. Не думаешь ли ты, что члены Любителей должны быть в курсе? И еще: у тебя ведь есть земляки среди Любителей.»
Я вернул блокнот Фродо.
– Я ничего не понял, честно говоря. У нас есть что-нибудь съестное? Я бы кофе попил.
Дик поднялся.
– Сейчас я тебе завтрак закажу, мы-то уже поели. Кофе вон, в кофеварке. Справишься?
Я осторожно пригляделся к этой кофеварке (если бы Дик не назвал так этот аппарат, я никогда в жизни не догадался бы о его назначении), осторожно вставил в гнездо один из стаканчиков толстого вспененного пластика, торчавших из специальной кассеты рядом с прибором, и нажал на единственный участок передней панели, который, сообразно с моим скудным опытом общения с теперешней бытовой техникой, мог как-то соотноситься с кнопкой включения-выключения прежних времен. Раздалось шипение, бульканье, и в стаканчик пролилась черная дымящаяся жидкость, запахом немного напоминавшая кофе. Тем временем Святослав откуда-то из стены вынул большой, едва ли не в локоть длиной, сэндвич, завернутый в тонкую прозрачную пленку и при этом горячий. Я уже знал, откуда он его достал: это была Доставка, входившая в стоимость номеров. Меню Доставки было очень скудное и не слишком вкусное, но вполне удовлетворяло самым главным для нас показателям – было сытным и доставлялось практически моментально. Как именно – я даже голову ломать не хотел.
Святослав из своего кресла, вытянув меч перед собой и, глядя одним глазом вдоль лезвия, заметил:
– Кофе этот ваш не могу пить, противный он, и изжога от него сильная. Возьми, э-э… Майк, квасу. Дик мне квасу с утра заказал. Слабый квас, но добрый, пить можно.
Я сделал глоток кофе, действительно тошнотворного – водянистого, приторно-сладкого и совершенно не похожего на кофе по вкусу – и тут же отставил. Бутылка, которую Святослав передвинул ко мне по столу концом меча, и впрямь имела надпись «ПРЕМИУМ СИБИРЬ КВАС». Я осторожно попробовал. Это был квас. Действительно, слабоватый, но с хлебным запахом и приятно кисленький. Чего только не встретишь в этом мире.
Фродо протянул мне стаканчик:
– Налей мне, пожалуйста. Хочу попробовать.
Я налил ему кваса, он отпил, некоторое время подержал пузыристый напиток во рту, затем проглотил и вежливо сказал:
– Интересный вкус. Мне нравится больше, чем кола.
Я усмехнулся, пережевывая сэндвич, и ничего не ответил. Фродо тем временем повернул ко мне экран блокнота и проговорил:
– Вот смотри. «Подмастерья зашевелились пять дней назад». Подмастерья – это агенты Хозяина, люди, которые находятся на его стороне.
– Не могу понять, зачем они ему, – пожал я плечами. – Разве ему недостаточно некробиотики? Ангов?
– Помимо ангов, у него есть и другие некробиотические создания, – отозвался Дик, который стоял рядом с креслом Святослава, упершись руками в колени, и внимательно разглядывал лезвие вместе со Святославом. Святослав показал ему какую-то зазубринку, и оба озабоченно покачали головами.
– Это верно, – кивнул Фродо. – Демоны гаки, шайтаны, гарпии, ламии, доппельгангеры… Но людей у него тоже хватает, и иногда они незаменимы. Как бы он действовал внутри человеческих обществ через гоблинов? А самое главное – неважно, на что ему люди: важно, что многим людям нужен он. Многие всю жизнь сознательно ищут возможности отдаться ему, служить ему. Он – сила, огромная сила, и многие находятся под его мрачным очарованием. Ладно, давай продолжим… «Когда он был в ЗД, какой-то груз был доставлен из Старого мира и отправлен туда же, куда затем отбыл и он». ЗД – это Звездный Дом, то есть Космопорт. Старый мир – Солнечная Система… «В ЗД фиксируется неживое». Это значит, специалисты Службы обнаружили и некробиотику прямо здесь, в Космопорте. Ну, это меня как раз не удивляет. МегаСан этому раньше никогда не верил, но я-то давно и наверняка знаю, что Хозяин пользуется некросущностями прямо в Космопорте. «Не думаешь ли
Из всех районов Космопорта, что я видел, Старое Ядро нравилось мне больше всего, хотя в шумных туристических кварталах Залов Ожидания была своя прелесть. Все в Старом Ядре было поменьше размерами и поскромнее, чем в более современных районах, но зато здесь постоянно чувствовался Высокий Класс. Все было так изящно, удобно и приятно для глаза – невольно начнешь думать, что Космопорт и впрямь центр Вселенной, как об этом твердят туристические проспекты на стендах у каждого прилавка, у каждой кассы. А Дом Радио понравился мне сильнее всего. Его бесконечные этажи тянулись сквозь несколько секторов Старого Ядра в западной части, недалеко и от огромного мрачного комплекса Службы Безопасности Империи, и от Центра – парадной витрины туристического Космопорта.
По просторным асимметричным коридорам первого уровня Дома Радио, где размещалась, судя по вывескам, какая-то Общественная Радиослужба, ходила улыбчивая, но знающая себе цену моднейшая молодежь с пачками или отдельными листами бумаги (иногда даже настоящей органической), или с тележками, на которых грудами навалены были самые разные информационные носители, или с чашками кофе, кружками пива и дымящимися сигаретами, сигарами, трубками или самокрутками, распространявшими запахи не только табака, но и горького аббраго и даже местика – не запрещенного, но и не продающегося открыто слабого наркотика с планеты Кальер-1. Молодежь была одета с одуряющей пестротой и свободой, так что я то и дело невольно мигал, натыкаясь взглядом то на непринужденно выглядывающую из-под коротенькой сверкающей одежонки нежную девичью грудь, то, напротив, на не вполне прикрытые перекошенным поясом широчайших штанов крепкие мужские ягодицы. Затем Общественная Радиослужба кончилась, и началось что-то вроде очень большого террариума. Мы шли, плавая в волнах самой разнообразной музыки и самых разномастных голосов, мимо бесконечных застекленных студий, где внутри замысловатых пирамид оборудования сидели и то оживленно говорили в микрофон, то сосредоточенно перебирали бумаги и коробки с носителями, то задумчиво курили, глядя в свои виртуальные экраны, ведущие множества космопортовских радиостанций, названия, эфирные частоты и сетевые каналы распространения которых были одуряюще пестро и ярко обозначены на вывесках над тройными стеклами студий или прямо на самих стеклах. Это был, как объяснил мне Фродо, общедоступный коридор, попасть отсюда в помещения самих станций было нельзя, и за пуленепробиваемыми стеклами ведущие были в полной безопасности, а их поклонники могли свободно за ними наблюдать. Они и наблюдали: то у одного, то у другого окна жались кучки хихикающих девочек, или приплясывали экзальтированные старушки, или угрюмо скалились и мрачно похохатывали затянутые в коричневую кожу или черный брезент молодые обалдуи. Наверное, по составу этих посетителей нетрудно было представить себе аудиторию станций, а по их количеству – популярность того или иного ведущего. Особенно впечатлила меня затемненная студия, где перемигивались красные и голубые индикаторы аппаратуры, отражаясь в очках какого-то длинноволосого существа за пультом, а из маленького динамика, скрытого в потолочной панели над окном, доносилась самая мрачная и угрожающая музыка, какую я слышал в своей жизни, – музыка, живо напомнившая мне, что наши путешествия по Космопорту вообще-то имеют целью смертельно опасное противостояние самому могущественному существу во всей истории Галактики. У окна, неудобно скрестив ноги в мешковатых черных штанах и нелепо массивных ботинках, стоял одинокий подросток мужского пола с удивительно прыщавым лицом и, приоткрыв влажный рот, с выражением глубокого религиозного экстаза таращился на неясную длинноволосую фигуру в темной студии. Я несколько раз оглянулся на ходу. Подросток так и стоял перед этим стеклом, не меняя ни позы, ни выражения лица, озаренного сверху мрачным, мертвенным синим светом вывески, гласившей:
Голоса с Той Стороны. Канал отрешенных. 124 в эфире, КАНАЛ_ОТРЕШЕННЫХ в сети 666 канал в Портосигнале.
– Могли бы и тут поинтересоваться, – буднично сказал Фродо, когда мы удалились от студии «Канала отрешенных». – Это вообще-то радио сатанистов.
Я еще раз оглянулся.
– Это разрешено?
– В Империи – самые свободные масс-медиа в мире, – с некоторой даже гордостью ответил Фродо. – Если ты не призываешь к изменению существующего строя насильственным путем, не пропагандируешь насилие и социальную рознь и не оскорбляешь существующие религиозные культы, ты свободен делать то, что считаешь нужным.