Уймись, конопатая!
Шрифт:
Как могла, Вика успокаивала сына, твердя, что желтуха новорожденных – часто встречающееся осложнение, с ним сейчас медицина борется вполне успешно, поэтому расстраиваться молодому папаше не следует.
Как-то поинтересовалась у бывшего самочувствием избитой Андрющенко: перевели ее из реанимации или нет.
Ответ обескуражил: ее не только перевели, но и выписали.
– Выписали, кстати, – прозвучало как приговор в суде. – Сегодня.
Эдуард стоял в ее кабинете возле раскрытого окна.
– Что значит, выписали? – Вика растерянно оторвала глаза от монитора, сняв антибликовые очки. – У нее такие гематомы…
– На ней все заживает как на собаке, – невозмутимо сообщил бывший, не отрывая глаз от того, что происходило за окном. – Кстати, я узнавал, сегодня выпустили и твоего этого… Отелло. Так-то ему пятнадцать суток полагалось, но за хорошее поведение, видимо… Да и ты о нем наверняка похлопотала, опять же… Как его? Заривчацкий, кажется?
– Ни за кого я не хлопотала, – не чуя под собой ног, Вика поднялась из-за стола и медленно подошла к окну. – Больно надо!
– Значит, просто за хорошее поведение. Такое тоже случается.
В следующую секунду она разглядела за окном на скамье в парке целующихся любовников. Коренастый брюнет обнимал хрупкую пискушу. Знакомый мохеровый шарф норовил вот-вот упасть в грязь, но Стасу, похоже, было не до него.
Вика кое-как устояла на ногах. Быстро отвернулась от окна и прислонилась к стене. Резко почувствовала нехватку воздуха.
– Скажи… ты знал?! – навзрыд кое-как выговорила она, потом повернулась к Красильникову, схватила за лацканы халата. – Ты знал, знал и молчал! Потому что… тебе выгодно, на руку это все! Ну, ты и…
– Для меня это такой же сюрприз, как и для тебя, – он с трудом расцепил ее пальцы, усадил в кресло, налил из сифона воды. – Честное слово. Ну клянусь тебе! Не веришь?
Дождалась, конопатая?! Тянула, тянула… И вытянула! Фигу с маслом! Надо было бежать в полицию!.. Может, это просто чувство вины? Он ее отколошматил, сейчас извиняется… Под твоими окнами?! Хотя – непохоже это на него. Ох, непохоже! У него было время все взвесить. «За» и «против».
Тот же саморез знакомыми движениями начал ввинчиваться в правый висок, та же предательская слабость появилась в ногах… Невыносимо!
«Господи, за что так жестоко? Что я тебе сделала?»
– Эдик, сходи, пожалуйста, в закуток, – она дрожащей рукой достала из кармана ключи и протянула их бывшему. – Достань из холодильника коньяк, шоколадку… Иначе я сейчас свалюсь.
Он уже поднялся, чтобы идти, как вдруг в кабинет постучали.
– Виктория Юрьевна, можно? – голос Вике показался знакомым настолько, что в горле тотчас пересохло.
Скрипнула дверь, в проеме она сквозь слезы разглядела улыбающегося Стаса с букетом синих орхидей – ее любимых цветов.
Красильников застыл на полпути. Стас подошел к ней, опустился на колено, протянул букет:
– Прости меня, пожалуйста.
– Где ты достал «Ванду» у нас в городе? – прошептала она, будучи не в силах удержать подарок в руках.
– Пусть это будет моим маленьким секретом, – он помог ей поставить цветы в вазу, стоящую на тумбочке. – Я сейчас наберу воды. Ты сиди.
– А кто тогда сейчас обнимается там? – задал свой вопрос Красильников, все еще стоя посреди кабинета, не зная – идти ли ему за коньяком и шоколадкой или уже не нужно.
Стас подошел к окну, взглянул, куда указывал Эдуард.
– Это капитан Могильников. Он ее навещал в больнице у вас… Да и влюбился… Что он, не мужик?
– А как же мой подаренный шарф? – поинтересовалась Вика, к которой постепенно возвращались силы.
– Извини, он ему настолько понравился, что пришлось подарить. Меня, собственно, потому и освободили досрочно, что я ему разрешил закрутить роман с Евстолией и… шарф подарил… Кстати, где у вас можно воды набрать?
– Эдуард, – Вика кое-как поднялась с кресла. – Ты забыл, куда я тебя направила? Там же и воду наберете в цветы.
Когда оба мужчины скрылись ненадолго в закутке, Вика подбежала к столу, взяла с кресла сумочку, достала оттуда косметичку и, плюхнувшись в кресло, начала быстро приводить себя в порядок.
Оранжевый вектор любви
– По-моему, он смотрит на нас как на лесбиянок.
– Ты этого комолого официантишку имеешь в виду? Разумеется, это у него на лбу написано, – равнодушно отреагировала Богдана, откинувшись на спинку кресла. – Мы уже который раз попадаем в его смену. Все одни да одни… Без мужиков. Вот и зародилось в куриных мозгах подозрение. В следующий раз обязательно возьму с собой свидетельство о браке.
– И как предъявишь? – с улыбкой уточнила Лера, не сводя взгляда с официанта, который в этот момент обслуживал соседний столик, периодически косясь в их сторону. – Представляю, что ты скажешь. Дескать, молодой человек, мы подруги, не более, так что клеить нас не возбраняется. Хоть каждую в отдельности, хоть обеих сразу.
– Брось, – презрительно фыркнула Богдана. – Не заводит он меня.
Вечер пятницы только-только начался – время их традиционных ресторанных посиделок.
Так повелось: как бы ни клялись мужьям, как бы ни зарекались держать язык за зубами – в ресторане все выложат друг другу без утайки. Еще и приукрасят при этом, от себя добавят.
Это началось задолго до их замужеств, а значит, было главнее, значимей. Это – святое!
– Нам с тобой мужиков не делить, – призналась однажды Богдана во время очередного разговора. – И это главное. Мы никогда не пересечемся. К тому же никому третьему я не доверю то, что скажу тебе.
Лера, помнится, тогда скептически повела бровью, про себя подумав: «А я некоторые вещи даже тебе не скажу. Ни к чему. Так спокойней!»