Узбекский барак
Шрифт:
– Бедный...
– она протянула руку и погладила отца по щеке.
– А как же...
– Меня спасла американская сгущенка. Как-то бабушка принесла мне целую банку.
– А бабушка мне запретила ее есть, - вздохнула Марина.
– Сказала, что от нее здорово толстеешь.
– Надо изо дня в день есть вареную брюкву, жмых или кашу на воде, чтобы испытать потрясение от обыкновенной сгущенки... Теперь я каждый день ждал и гадал, принесет или не принесет. И капризничал, если она приходила с пустыми руками.
– Зря ты мне раньше не рассказывал...
Он вспомнил, как дрожала рука
Однажды она не выдержала и покормила самого маленького мальчика, к которому никто не приходил. Кажется, у него была дифтерия. Он умер. Потом накормила еще одного... И вскоре ее прихода ожидала вся палата.
– ...И врач был прав, и бабушка права. Мне прекратили давать красный стрептоцид, и моя моча с каждым днем становилась все прозрачнее. Вскоре меня выписали.
– Кажется, я догадываюсь, где бабушка доставала сгущенку.
– Да. Ее доставал все тот же лейтенант Аркадий Грохолин, служивший в НКВД.
– Можешь дальше не объяснять, - Марина смотрела в упор округлившимися глазами.
– Выходит, меня не было бы на свете, если бы моя бабушка не крутила амуры с энкавэдэшником?
– Он сопровождал военные эшелоны...
– неохотно ответил он.
– И был женат, если тебе это интересно.
– Ладно, сменим тему, а то далеко зайдем, - сказала Марина после паузы. Ты не хочешь узнать, что мне грозит, если я не верну долг?
– Вы так громко разговариваете, что меня разбудили...
– Полина вошла на кухню сонная, в накинутом халате.
– Мамочка, извини, мы тут с папой кое-что выясняем.
– Я хочу наконец узнать, кому и сколько она должна, - сказал Игорь Андреевич.
– Объясняю. Вадим взял для меня на свое имя беспроцентный кредит в своем банке. Срок уже прошел. А я не хочу быть ему в чем-то обязанной. Теперь ясно?
– А Олег?
– спросила Полина.
– Он тебе не может помочь?
– Представь, в Тунисе пришлось платить за него в ресторане...
– голос Марины был усталым.
– Врал про свои большие доходы до последнего... Мы с Денисом летали на Камчатку кататься на горных лыжах. Там познакомились с Вадимом. В нашей группе был еще Олег. Он тоже подбивал ко мне клинья, но както робко...- она усмехнулась.
– Вадим был у нас инструктором. Он учил меня кататься... Денис дико ревновал, устраивал сцены. Однажды Олег провалился под лед, мы его еле вытащили. До базы было далеко... Сауна как назло не работала. У него поднялась температура. Я гдето читала, как немцы во время войны спасали своих летчиков, попавших зимой в ледяное море. К ним под одеяло клали молодых девушек, и те их отогревали теплом своего тела. Я сказала народу об этом методе - никакой реакции. Наши девахи раньше строили Олегу глазки, а теперь скромно потупились. А мне, по семейной традиции, больше всех надо. При всех разделась и легла к нему под одеяло. Вот и вся лав стори...
– Какой ужас...
– охнула Полина.
– Мама, иди лучше спать! Да, представь, твоя доченька пролежала с чужим мужиком в постели больше суток. Он был сначала совсем ледяной, потом стал отходить. Даже вспотел. Зато я от него застудилась. Пили с ним водку, горячий чай - и снова в постель. Денису это не очень нравилось. Стал выяснять отношения, а я его послала. Вадим спросил: если он провалится в полынью, буду ли я его так же отогревать? Я послала еще дальше. Денис потом просил прощения. А Олег ко мне привязался, везде за мной ходил, как телок... Все хотел, чтоб я его еще погрела. У него начался хронический кашель. Врачи велели его срочно в сухой жаркий климат, лучше к морю. Пришлось лететь с ним в Тунис... Но это все мелочи. Главное, я решила поставить бабушке нормальный памятник.
– Но у нее уже есть памятник, - сказала Полина.
– Я же сказала: нормальный! Какой я хочу. А не это уродство. Он уже почти готов, но его еще надо выкупить. Короче, если денег не найдем, мне придется срочно продать мою четырехкомнатную. Только тогда хватит.
– Нет, только не это...
– нахмурился Игорь Андреевич.
– Она с таким трудом досталась твоей бабушке...
– Папа, давай расставим все по своим местам, - она наклонилась к нему через стол.
– Эта квартира моя, правильно?
– Тебе нужно не разрешение, а согласие, - кивнул Игорь Андреевич.
– Где ты собираешься жить?
– С вами. Пустите блудную дочь? Обещаю ложиться не позже одиннадцати, поступлю в МГУ... А твою квартиру мы сдадим. И будем на это жить. Сейчас все так делают.
– Тогда, может, лучше продать наши две квартиры, а нам втроем жить в твоей?
– сказала Полина.
– Я подумаю...
– сомкнула брови Марина.
– Действительно, может, так будет лучше. Но я хотела бы сначала услышать, какие такие трудности преодолела бабушка, когда ее получала. Может, расскажете наконец?
– Это длинная история, - неохотно ответил отец.
– Она тебе ничего не рассказывала?
– Ну, будто все началось с ужасного барака, в котором вы жили во время войны и никак не могли оттуда вырваться. Его еще называли узбекским, потому что там до вас жили узбеки. Это все, что я знаю.
– Они там сгорели. Заживо. И только поэтому его так назвали.
– Какой ужас...
– она прикрыла рукой рот.
– Уже поздно, - он посмотрел на часы.
– В другой раз. Оставайся ночевать, завтра поговорим.
– Завтра тебе опять будет некогда, расскажи сейчас!
– потребовала дочь. Как ваш поздний и потому любимый ребенок я могу знать...
– Хорошо...
– он переглянулся с женой.- В эвакуации она подружилась с одной партийной дамой, ее звали Нина Константиновна. Она была парторгом на заводе. Ее все там боялись. У нее был сын - даун, мой ровесник. Она его тоже растила без мужа. Это и сблизило их с твоей бабушкой. Она помогла нам выбраться из барака. Мы получили большую комнату в двухкомнатной квартире. По тем временам это была роскошь. Все нам завидовали. Но после войны началось массовое строительство хрущоб с отдельными квартирами. Их давали тем, кто жил в бараках и подвалах. Или у кого было меньше трех метров на человека. У нас с твоей бабушкой было двадцать четыре метра на двоих.