Ужас глубин
Шрифт:
Подошел Маркус и ухватился за одну из опор трала. Он молча простоял так целых пятнадцать минут, глядя на волны.
В конце концов пробормотал: «Черт!» Но это было обращено не к Берни — и он явно не хотел, чтобы она спрашивала его, в чем дело. Бывали минуты, когда ей хотелось узнать у него, как он сумел забыть то, что сделал с ним Хоффман, — что было совершенно не в его характере, жестоко и бессердечно, — но она знала Маркуса слишком хорошо и не надеялась получить ответ.
Он стоял рядом с ней еще пятнадцать минут, все так же молча, затем развернулся и направился
«О чем они с Аней разговаривают, черт побери?»
Берни заставила себя думать о другом. Прошло два часа, и она услышала у себя за спиной радостные возгласы — один из рыбаков смотрел в полевой бинокль на стаю морских птиц, которые ныряли в воду.
— Там наверняка рыба-масло, — окликнул он ее. — Смотри за борт, жди, когда покажутся пузыри.
Поиски косяка рыбы отвлекли ее. Десять минут спустя «Монтаньон» снизил скорость и опустил в воду сеть. Началась ловля. Экипаж «Коралловой звезды» вышел на палубу, и Берни вынуждена была вернуться в рубку.
Коул вызвал ее по рации. Он был подвержен морской болезни.
— Можно мне поблевать, мамочка?
— Только рыбу не испачкай, — отвечала Берни.
Пока не было никаких неприятностей. С другой стороны, перед гибелью «Леванто» тоже все было спокойно. Но сейчас траулеры находились в прибрежной охраняемой зоне, а это означало патрульный «Ворон» с гидролокатором и курсирующее поблизости военное судно «Фальконер». Они находились в безопасности — если можно было назвать безопасным одно из самых рискованных занятий в мире.
Галли оказался неплохим собеседником для человека, всю жизнь занимавшегося рыболовством.
— А ты умеешь солить рыбу? — спросил он Берни.
— Только не две тонны сразу.
— Думаю, там, скорее, будет двадцать тонн. Нутром чую.
Наверное, так оно и было. Когда час спустя «Коралловая звезда» вытащила сеть, Берни вышла на палубу, чтобы проверить правильность его догадки. Застонала лебедка, над бортом показались туго натянутые канаты, затем гигантский блестящий чешуйчатый шар, покрытый хлопьями пены.
Почему-то вокруг не было чаек, которые обычно с пронзительными воплями метались вокруг и пытались украсть добычу. Птицы устремились к другим судам.
«Странно. Очень странно».
— Вот видишь? — похвастался Галли. — Битком набита.
— Птицам ваша рыба почему-то не нравится.
— Неблагодарные твари.
В сеть попалась в основном рувета, относительно мелкая, переливающаяся всеми цветами радуги. Берни вполне в состоянии была убить животное, которое собиралась съесть, но при виде этой извивающейся массы рыбы, угрей и еще каких-то скользких существ, которых она видела впервые, ее почему-то едва не вытошнило. Они задыхались, хватали ртом воздух, бились в предсмертных муках. Если уж необходимо было убить животное, она убивала его быстро.Иначе нельзя. Маркус смотрел на сеть, нахмурившись, но невозможно было понять, о чем он думает.
— С тобой все в порядке, Берни? — спросил он.
— Сегодня я, пожалуй, буду говядину, — ответила она и, отвернувшись, взглянула на горизонт. Однако избежать зрелища этой бескровной бойни было трудно. — Очень хорошо прожаренную.
Хорошо, что Дома сейчас не было рядом. Когда-то, во времена его обучения в школе спецназа, во время занятий по выживанию в экстремальных условиях, она показывала новичкам, как свернуть шею цыпленку. Боже, он тогда был еще совсем ребенком. Семнадцать лет. Бедный парень смотрел на этого цыпленка с таким ужасом, что она уже решила: сейчас он хлопнется в обморок. Он носил свой огромный боевой нож и без всяких колебаний готов был применить его в бою, но с трудом смог заставить себя убить птицу. Однако он все-таки убил ее, убил и съел. Он сделал это потому, что так было надо.
«Бедняга Дом. Никогда не знаешь, в какой момент сломаешься. Спотыкаешься на сущей ерунде».
Возможно, в воспоминаниях Хоффмана о Кузнецких Вратах тоже было что-то такое пустяковое, но навсегда врезавшееся в память, как этот чертов цыпленок, и вытеснявшее гораздо более мрачные и страшные картины.
«Он скажет мне. Нужно подождать».
Берни почти не обращала внимания на окружающих. Она слышала разговоры рыбаков, влажное шлепанье рыбы, которую они разбирали и раскладывали по контейнерам. В пятистах или шестистах метрах справа по борту она заметила Коула: тот перегнулся через борт «Монтаньона» с таким видом, словно его сейчас должно было вырвать. Бэрд рассматривал море в бинокль.
«Нет, завтра отправлюсь в патруль с собакой…»
— Эй! — воскликнул один из рыбаков, молодой парень, которого они называли Крабом. — Как вы думаете, это такого угря Коул тогда испугался? Помните, как он заорал, чтобы мы его не трогали?
— Черт! — произнес Маркус. — Черт!
Волосы у Берни на затылке зашевелились.
— Только не начинайте снова, — расхохотался Галли. — Множество морских тварей светится. Там, внизу, темно, и они…
— Уходите! Я сказал — все уходите!
— Боже… какого черта, что это такое?
Берни резко развернулась и увидела то, на что смотрели Маркус и Галли. В груде рыбы она рассмотрела бесформенный чешуйчатый клубок, который можно было бы принять за угря, если бы он не излучал голубой свет.
Но не свет испугал ее до смерти. Она окаменела от ужаса, увидев, что существо у них на глазах изменяет форму.
Оно выбросило бесформенную конечность, затем вторую. На один кошмарный миг они с Маркусом встретились взглядами.
«Чайки заметили это. Черт бы их драл, они все поняли».
— Все уходите с чертовой лодки! — Маркус схватил Галли за шиворот и толкнул в сторону кормы. — Все вы — убирайтесь к черту с лодки, прыгайте! — Он включил рацию. — Дом, Бэрд, не подходите. Нам в сеть попался поганый Светящийся.
Они находились в открытом море. Деваться было некуда — только прыгать за борт. Галли и его трое матросов даже не стали спорить. Все четверо прыгнули в воду. Берни поступила так, как ее учили, — осталась на месте. Каковы размеры этой твари? Можно ли спасти корабль? Насколько велик радиус поражения?