Ужас в музее
Шрифт:
Я ступал по жирной, плодородной почве — мечте любого земледельца — и не видел ни травинки. Я взял курс на предполагаемый центр этой грандиозной пустоши — и тут до меня вдруг дошло, какая жуткая и необъяснимая тишина царит вокруг. Здесь не было ни жаворонков, ни кроликов, ни даже насекомых — вся живность, казалось, покинула эти места. Взойдя на пригорок, я попытался определить на глаз размеры этой унылой загадочной зоны. И тут я увидел одиноко стоящее дерево.
Холм, на котором оно росло, чуть возвышался над своими соседями, но дерево бросалось в глаза главным образом потому, что его никак нельзя было ожидать здесь увидеть. Я не встретил ни
Чтобы добраться до него, мне пришлось пересечь два обрывистых ущелья; в конце пути меня ждала еще одна неожиданность. Ибо это дерево не было ни елью, ни сосной, ни чем-либо еще. Никогда в жизни я не встречал деревьев, хотя бы отдаленно напоминавших его; не встретил и по сей день — и вечно буду благословлять за это небеса!
Более всего оно напоминало дуб. У него был мощный искривленный ствол диаметром около ярда, а огромные нижние ветви находились примерно в семи футах над землей. Листья имели округлую форму и были до странности идентичными по размеру и рисунку. Создавалось впечатление, будто дерево нарисовано на холсте кистью неведомого художника, но я готов поклясться, что оно было настоящим. Да-да, настоящим, уж я-то знаю это, что бы там ни говорил Теунис.
Помню, как, не глядя на часы, я определил время по солнцу: было десять утра. Стало припекать, и я присел отдохнуть под гостеприимной сенью огромного дерева. Потом я обратил внимание на траву, что в изобилии росла под ним, — довольно странный феномен посреди этой голой пустоши.
Везде, куда бы я ни кинул взгляд, было беспорядочное нагромождение холмов, лощин и обрывов, но та возвышенность, на которой я сидел, значительно превосходила все остальные в радиусе многих миль. Я поглядел далеко на восток — и тут же вскочил на ноги, пораженный и ослепленный увиденным!
Сквозь сизую дымку на горизонте проступали голубоватые шапки гор Биттеррут, единственной гряды в радиусе трехсот миль от Хэмпдена, вершины которой всегда покрыты снегом. Но, находясь на такой высоте, как сейчас, я никак не должен был ее видеть. В течение нескольких минут я стоял, не шелохнувшись, и все глядел на это чудо; затем меня вдруг одолела сонливость, и я прилег отдохнуть на обильный травяной покров под деревом. Я отложил в сторону фотоаппарат, снял шляпу и расслабился, глядя в небо через сетку зеленых листьев. Потом я закрыл глаза.
И тогда меня посетило довольно странное видение — некая смутная греза, не имевшая сколько-нибудь отчетливой связи с реальностью. Мне чудилось, будто я вижу величественный храм на берегу вязкого, покрытого водорослями моря; три солнца мерцали над ним в бледно-розовом небе. Этот громадный храм, напоминавший древнюю гробницу, имел какой-то неестественный цвет, близкий к сине-лиловому. Огромные бестии парили в облаках — казалось, будто я слышу хлопанье их перепончатых крыльев. Приблизившись к каменной громаде, я увидел черный провал входа. Внутри маячили тени; мельтеша и дразнясь, они, казалось, хотели заманить меня в этот чудовищный склеп. Хищный блеск трех огромных глаз померещился мне в шевелящемся мраке дверного проема, и я закричал от смертельного страха. Я понял, что в мрачных недрах этого исполинского сооружения кроется нечто такое, что сулит гибель и разрушение всему сущему. То была поднявшаяся из бездны преисподняя, и была она страшнее самой смерти. Я снова закричал. Видение померкло.
Надо мной были все те же круглые листья и обычное земное небо. Пытаясь подняться на ноги, я ощутил дрожь во всех членах; холодный пот струился по моему лицу. В первое мгновение я было собрался бежать куда глаза глядят, лишь бы только не видеть этот холм с его ужасным деревом, но затем быстро справился со своим сумасбродным порывом и снова присел, стараясь прийти в себя. Никогда еще я не видел сна, столь схожего с явью и столь кошмарного. Но что же могло послужить причиной такому странному видению? Разве что те книги по Древнему Египту, которые я брал почитать у Теуниса… Я отер пот с лица и подумал, что уже настало время обеда. Однако мне почему-то совсем не хотелось есть.
Потом меня осенило. Я сделаю несколько снимков этого дерева и покажу их Теунису. Быть может, увидев их, он перестанет делать вид, будто ему все безразлично. А если что, я мог бы пересказать ему свой сон… Достав из чехла фотоаппарат, я сделал несколько снимков как самого дерева, так и окружавшего его ландшафта. На всякий случай я также сфотографировал один из сверкавших на солнце снежных пиков. Может быть, я захочу сюда вернуться, и тогда эти снимки пригодятся.
Засунув фотоаппарат в футляр, я вернулся на свое мягкое травянистое ложе. Похоже, что это место под деревом обладало какой-то неведомой чудодейственной силой. Во всяком случае, мне не хотелось его покидать.
Я глянул вверх, на странные листья округлой формы, и снова закрыл глаза. Легкий ветерок играл в ветвях; их мягкий мелодичный шелест навеял на меня сладкую истому, и вскоре я задремал. Внезапно я снова увидел бледно-розовое небо и три солнца. Страна трех теней! И вновь величественный храм предстал перед моим взором. Казалось, будто я лечу по воздуху, как некий бестелесный дух, и разглядываю чудеса этого удивительного многомерного мира. Причудливо изогнутые карнизы храма вселяли в меня безотчетный страх, и я понял, что эту страну не видел еще ни один смертный даже в своих самых дерзких грезах.
И снова передо мной возникла огромная зияющая дыра входа; меня словно затягивало в это черное клубящееся облако. Казалось, что я гляжу в даль без конца и без края. Я не нахожу слов, чтобы описать это чудовищное Ничто, эту непроницаемую бездонную тьму, кишевшую невообразимыми тенями и предметами, плодами безумия и бреда, столь же неуловимыми и призрачными, как мгла, скрывающая таинственную Шамбалу.
Душа моя ушла в пятки. Я был смертельно испуган. Я кричал, не переводя дух, и чувствовал, что схожу с ума. Затем, все еще во сне, я бросился бежать — и бежал бесконечно долго, охваченный предельным ужасом, но от чего именно я спасался бегством, я не знал. И хотя я покинул этот храм и адскую бездну, в глубине души я понимал, что мне суждено вернуться сюда и только чудо может меня спасти.
Я открыл глаза. Дерева надо мной не было. Я лежал ничком на каменистом склоне. Одежда моя находилась в самом плачевном состоянии, ладони были исцарапаны в кровь. Я медленно поднялся на ноги, корчась от невыносимой боли. Теперь я узнал то место, где находился, — это был холм, с которого я впервые увидел ту опаленную зону. Выходит, что я проделал не одну милю, находясь в бессознательном состоянии! Дерева не было в поле зрения, и я облегченно вздохнул. Брюки мои были разодраны на коленях — стало быть, часть пути я проделал на четвереньках.