Ужасная саба и ее хозяин

Чаусова Елена

На другой день приземлившись, как обычно, возле крыльца, Эйдан вдруг невыносимо остро ощутил, как он полюбил в последнее время возвращаться с работы. Когда появилась Лейтис. Приходить вечером к Тэвишу и ужину, конечно, тоже было хорошо: привычно, спокойно и уютно, в родную нору, где его никто не потревожит. Но теперь он стремился домой с радостью и предвкушением — того, как снова увидит свою Лейтис, как она будет улыбаться "хозяину Эйдану" и щебетать, делясь новостями за день.

Сегодня он увидел ее прямо на веранде: она развешивала свежекупленные вазоны для цветов, ровно такие, как хотела. И сперва Эйдан обрадовался, но тут же испугался: когда выбрался из машины и, разглядев

ее получше, увидел, как непрочно, покачиваясь, стоит стремянка на земле перед крыльцом. И Тэвиша рядом не было. Зачем она вообще взялась за это одна без помощи?.. Он всплеснул руками и быстрым шагом заспешил к ней, чтобы подержать лестницу. Но не успел.

Лейтис увидела его издали и, прижав одной рукой горшок к себе, помахала ему:

— Хозяин Эйдан, как я рада вас видеть.

Тут-то непрочно стоящая стремянка и решила уйти у нее из-под ног, и Лейтис скрылась у него из виду за оградой веранды. Эйдан, схватившись за сердце, помчался вперед, успев вообразить все на свете: что она там лежит с разбитой головой, со сломанной шеей, со сломанной ногой или рукой, но, влетев на веранду, увидел ее сидящей на полу и потирающей копчик. С кривоватой улыбкой Лейтис сказала:

— Я и не упала почти, так, чуть-чуть.

Эйдан протяжно вздохнул и закрыл лицо ладонью, ощущая совершенно невообразимую смесь чувств: облегчение, что она жива и относительно здорова, желание броситься к ней, ощупать ее со всех сторон, выспросив, где болит, а потом стиснуть в объятьях, и не менее сильное желание не просто наказать, а как следует выдрать эту паршивку ремнем, чтобы больше так его не пугала. Она опять не подумала, разумеется, как и в торговом центре, а он опять чуть не спятил, за нее переживая, за эту четверть минуты.

— И тебе очень крупно повезло. Все могло кончиться намного хуже, Лейтис. Ты это понимаешь? — он наклонился к ней, чтобы подать руку, подхватить и помочь подняться. Но эта помощь вовсе не значила, что Эйдан возьмет и забудет о том, что произошло. — Я за тебя испугался. Ты могла себе что-нибудь сломать, или даже насмерть убиться. Почему ты не поставила стремянку как следует? Почему не позвала Тэвиша помочь? И да, я сержусь. Ты нарушила правило о безопасности, и я сержусь.

Она опустила голову и принялась ковырять носком балетки пол.

— Я просто хотела сделать вам сюрприз к приезду. Вам тогда так понравились грибы, но вазоны еще лучше грибов, — Лейтис подняла голову и, посмотрев на строгое выражение лица Эйдана, снова ее опустила и продолжила оправдываться: — А Тэвиш готовит, и я не могла его отрывать от приготовления ужина. И я совсем ничего такого не хотела.

Ну разумеется, она ничего такого не хотела. Как и в торговом центре. Милая чудесная Лейтис, которая иногда была совершенным ребенком, вовсе не думающим о возможных последствиях своих поступков. И для этого у нее был Эйдан. Которому сейчас снова придется ее наказать, потому что к правилам следует относиться серьезно. Потому что, если он ее не накажет, в следующий раз она точно так же не подумает. Коли уж хозяин Эйдан счел, что в этом нет ничего страшного. Но оно было, она же и впрямь могла голову разбить.

— Если бы ты себе голову разбила, это был бы очень плохой сюрприз к моему приезду, — мрачно сказал он. — Вазоны — хороший, а это — плохой. Мне придется тебя наказать за нарушение правила, потому что это серьезно. Ты ничего такого не хотела, я знаю. И ты не подумала, и это могло кончиться очень плохо.

— Вы правы, хозяин Эйдан, я нарушила правило, я виновата, — Лейтис ссутулилась, втянула голову в плечи и представляла из себя совершенно несчастное зрелище. И к тому же, совершенно очевидно, не восприняла часть, в которой он говорил ей о том, что он беспокоился и больше всего его волнуют не просто правила, а то, что он поставила себя под угрозу.

— Дело не в правилах, Лейтис, а в том, что я

о тебе очень беспокоюсь, — попытался снова объяснить Эйдан, тут же обняв ее за плечи и прижав к себе, а потом взял на руки и понес в дом. — Ты мне важна, я волнуюсь о тебе, я о тебе забочусь и хочу, чтобы ты была в порядке. Поэтому и придумал правила. Но ты важнее правил. Если бы ты что-нибудь сломала, я бы не стал тебя наказывать вовсе. Потому что ты бы и так поняла, что все серьезно, — он сейчас говорил успокаивающим, уговаривающим тоном, пока нес Лейтис ко входной двери. Ему было важно, чтобы она поняла не только про серьезно, но и про заботу.

— Я… думаю, что понимаю, хозяин Эйдан. Надеюсь, — грустно согласилась Лейтис.

Все-таки она боялась. Опять. И, наверное, это было предсказуемо, не может человек так легко осознать, что обстоятельства изменились, если его третировали долго. И это было ужасно.

— Ложись вот сюда, я посмотрю, сильно ли ты ушиблась, — не меняя заботливого тона, сказал Эйдан, когда они вошли в дом, и помог ей улечься на банкетку у двери, снова погладив по плечу и по спине. Сейчас Эйдан вовсе не считал чрезмерным свой тщательный подход к безопасности, благодаря которому у него, помимо мощной магической защиты, по всему дому были разложены аптечки экстренной помощи. Он осторожно приспустил с Лейтис брюки, подумав, что в другой момент нашел бы это очень эротичным. Но сейчас он просто волновался за нее, во всех смыслах, поэтому одновременно с осмотром продолжил говорить: — А потом мы пойдем в библиотеку, там должна быть нужная книга. Будешь ее читать до ужина. И завтра тоже. Пока не прочитаешь весь раздел о безопасности и не перескажешь мне своими словами, — совершенно незачем было стращать ее неизвестным предстоящим наказанием, когда она и так была запугана слишком сильно. Он вовсе не хотел пугать Лейтис, скорее уж совершенно наоборот — убедить ее, наконец, что не только правила, но и наказания могут быть совсем нестрашными.

— Думаете, я сильно ушиблась? Ну, болит, конечно основательно, но вряд ли что серьезное, — Лейтис ответила скорее на его действия, чем на слова.

— Думаю, ты ушиблась, — очень серьезно, но очень нежно ответил Эйдан и поцеловал ее в висок, — и тебе больно. Особенно ходить. Поэтому тебе не нужно ходить, тебя нужно отнести, положить удобно и посмотреть, как сильно ты ушиблась. Думаю, ничего страшного, но тебе точно нужна обезболивающая мазь, — чем дальше, тем успокоительнее и заботливее делался его тон, он всегда начинал с ней говорить так, будто рассказывал добрую сказку на ночь, когда она переживала, а он беспокоился о ней.

— Ну ладно… А про книгу — это и есть наказание? — она посмотрела на него, возведя брови домиком и закусив обе губы, отчего глаза на лице сделались уж совсем круглыми и большими.

— Разумеется, это и есть наказание, — согласился Эйдан все тем же заботливым тоном, снова ее поцеловал, теперь в щеку, провел рукой по волосам. Потом достал из шкафчика аптечку, осторожно уселся на край кушетки, чтобы внимательно осмотреть и обработать ее ушиб, и погладил Лейтис по спине, объясняя ей то, что ему казалось очень важным объяснить: — Смысл наказания в том, чтобы ты больше не поступала так, как поступать не следует. Можно наказать страшно, запугать, чтобы ты боялась повторить проступок из-за повторения наказания. Но я так не хочу, куда лучше, чтобы ты поняла, почему так нельзя делать. И поэтому не делала. Я не хочу послушания из страха, я хочу о тебе заботиться и делать тебе хорошо, а не пугать и принуждать… И впрямь ничего страшного, я намажу и не будет больно, а завтра или послезавтра вовсе пройдет, — он принялся осторожно, стараясь не давить, втирать мазь в уже начавший багроветь синяк. Растирать гематому было бы больно и бессмысленно: рассосется от лекарства — так что он едва казался кожи Лейтис пальцами, чтобы не доставлять ей лишних неприятных ощущений.