Ужасно роковое проклятье
Шрифт:
— Да, у него уже было два инфаркта, — задумчиво произнесла Соня, которая после компресса на затылок не захотела ехать в травмопункт, и я повез их обоих домой, — Он вечно носил в карманах разные таблетки, клятвенно обещал больше гулять, в спортивном смысле, меньше пить, даже хотел тренажер приобрести. У Верочки спрашивал, какой из тренажеров лучше: она тогда в зале занималась. Аритмия его очень мучила, из-за веса и гиподинамии.
— Я понимаю, радоваться чьей-либо смерти нехорошо, невежливо, — философски заметил Ося, — но если твой босс умер от очередного инфаркта, это уже легче. Ты, как и предположил следователь, упала в обморок от шока, увидев покойника, а, падая, ударилась об этого бронзового Будду на журнальном столике. Твоя кровь на нем осталась, и Будду упаковал эксперт.
— Диана де Бельфлор: "Он будет мой вот с этой кровью!" — усмехнулась Соня, — Ты головой подумай, друг ты мой единственный: как я могла удариться башкой об этого бронзового истукана, и аккуратно улечься минимум в метре от столика, а статуэтку так на пол и не уронить. Я тебе что, эльф легкокрылый? Ты разве меня возле столика нашел?
— Нет. Мы тебя нашли в такой позе: ноги протянуты аккурат к середине комнаты, голова почти под столом босса, — сосредоточенно стал вспоминать Оська, — Столик от тебя был метрах в полутора. И Будда на нем стоял вполне ровно, и парочка бокалов пустых тоже. Но ведь ты могла удариться и об угол того столика: он тоже был в крови.
— Не могла! — категорически возразила ему неугомонная Софья, — Я это "бамц!" в собственной башке помню еще до того, как рассмотрела Дармобрудера. А раз я принялась труп разглядывать, раз пыталась определить на глаз — убийство это или смерть от сердечного приступа, значит, уже не могла отключиться из-за страха перед покойником. Да и какой страх, когда мы с тобой вместе в детстве ходили в Институт морфологии человека? Помнишь их музей патологий? Тебе, мой рыжий Парацельс, там плохо стало, и ты удрал, чтоб больше не возвращаться, а я осталась. И потом две недели донимала тебя отвратительными подробностями экспонатов! Было дело?
— Слушай, а ты, оказывается, был в детстве нежным ребенком! — ехидно глянул я на Оську, — А мне казалось, ты рос сорванцом!
— Вот я тебя и разоблачила, — хихикнула Софочка, подмигивая "нежному ребенку".
Мы еще долго подшучивали над ним, перебрасывались намеками и остротами, словно пытались отсрочить главное: анализ нового шага, предпринятого преступником. Но вернуться к этой теме пришлось все равно.
— В общем, — продолжила рассказ Соня, — Меня ощутимо приложили чем-то тяжелым по голове. Скорее всего, тем же Буддой. После чего болванчика поставили на столик. Подобные действия не имели бы никакого смысла, если только инфаркт у Дармобрудера не был вызван искусственно, с помощью лекарства, а убийца не торчал бы рядом с трупом, специально дожидаясь, чтобы попортить мне прическу. И вот зачем: потом, когда я валялась бревно-бревном, тот, кто наградил меня шишкой на затылке, он же меня и… обыскал.
— То есть… всю? — недоуменно поднял бровь я.
— М-да, — сказала Соня, неловко пожав плечами, — всю. Я сразу и не поняла, но, обнаружив на полу застежку своего лифчика, заподозрила неладное. Ну, действительно, она могла отлететь при падении, но тогда застряла бы под джемпером. И юбка была перекручена, как будто ее задирали, или снимали, а потом в спешке натягивали на мою беспомощную тушку. А пакет, который лежит на столе, тоже просмотрели. Так что это был не сексуальный извращенец, а человек сознательный.
— А почему ты решила, что он и пакет обыскал? — поинтересовался Ося, — Конверт был заклеен, и его вскрыли?
— Да нет! — отмахнулась от его вопроса Софья, торопясь продолжить рассказ, — Я положила бумаги перед Дармобрудером адресом вниз, а когда поднялась на ноги, увидела конверт лежащим посередине стола адресом вверх.
— А его не мог стронуть с места кто-нибудь из нас, или из милиции? — заметил я — и по-моему, вполне резонно.
— Во-первых, я встала с пола еще до приезда милиции, а во-вторых, кому из вас приспичило сунуть нос в рекламку, признавайтесь?
— Да, Соня права, — сделал неутешительный вывод Иосиф, — Это был все тот же неутомимый тип. Он знал, что ты приедешь и направишься прямиком в офис шефа. Ждал, наверное, за дверью кабинета, пошел за тобой, стукнул по голове, обыскал и ушел.
— А как? Как он ушел? — развел руками я, едва не спровоцировав аварию, — Мы же с тобой следили за входом, глаз не отрывали. И ни-ко-го! — я патетически прищелкнул пальцами.
— Ну, это несложная задачка, — снова махнула рукой Софья, — У галереи есть запасной выход. Ключи есть и у меня, и у Дармобрудера, и у охранника. Ночью все на сигнализации, но днем второй выход либо заперт, либо через него таскают всякие не угодившие дирекции экспонаты в фонды. Не переть же тюки и ящики через всю экспозицию на глазах у изумленной публики! Преступник ключи от запасного входа получил еще тогда, когда украл мою связку, два месяца назад. От своего сообщника, который работает у нас в галерее, он мог узнать, когда я приеду, подготовить незаметное отступление… — она осеклась.
— Ну, что? Что? — стал торопить Оська, понимая, что его приятельница учуяла след, — Не молчи, поговори с нами! Скажи что-нибудь! Ответь мне! Боюсь, мы ее теряем! — с чувством обратился он ко мне, приняв вид человеколюбивого хирурга из американского сериала.
Соня рассмеялась:
— Не надейся! Просто я подумала: ну, как он вышел, это понятно. А как он вошел?
— Да тем же путем, наверное, — пожал плечами Иосиф, видимо, удивляясь, что такое простое объяснение не пришло в голову самой Соне.
— Э-э-э, нет! — возразила Софья, погрозив пальцем, — Тогда бы он прошел из залов в кабинет перед пропускным пунктом, через холл. У нас в холле две боковых двери: направо — в администрацию, налево — в экспозицию и фонды. Никаких возможностей миновать охранника у него не было. Только почему охранника на месте не было?
— А его могли отпустить? Мол, рабочий день окончен, отдыхай, парниша? — поинтересовался я.
— Ну, такое мог сделать только шеф. Пообещать, что сам все запрет и поставит на сигнализацию. Это не разрешено, но ведь мы и потрясающих ценностей не храним, и крупных сумм наличными в большом металлическом сейфе не имеем. Отсюда и некоторая безалаберность администрации и секьюрити. Охранника, конечно, допросят: надо же милиции выяснить, навещал кто-нибудь Дармобрудера в конце дня, и где был сам охранник в момент смерти директора, — согласилась Соня.
— Странно. А почему твой шеф не боялся, что галерею ограбят, вынесут компьютеры, мебель, понравившиеся безделушки? — удивился Иосиф, — Он что, дурной?
— Был, — лаконично ответила Софья, покрутив пальцем у виска, и печально вздохнула.
Конечно, галерея не исчезнет. Пока владельцы поставят и.о. директора кого-нибудь вроде Жрушко, а потом подберут постоянного управляющего… Мысли о перспективах злосчастной "комы-АРТ" появились у меня уже дома, перед сном. Расчесывая волосы, я рассеянно смотрела на Прудона, привыкшего к еженощным исчезновениям хозяйки настолько, что теперь котище беззастенчиво укладывался спать посреди кровати, не дожидаясь Сониного возвращения. Сейчас он тоже демонстративно дрых, но в кресле, свернувшись клубком и закрыв нос лапой. Должно быть, скоро похолодает, придет осень, настоящая, с холодными туманами, промозглым ветром и утренним нежеланием вылезать из-под теплого одеяла. Новый директор меня, может, и взял бы в Италию… Вот только если Эму поставят всем распоряжаться, она мне ни за что не даст прокатиться во Флоренцию. И поместье под Гроссето я никогда не увижу… Ох, как не вовремя помер Дармобрудер! Надо все-таки позвонить к нему домой, скажем, завтра вечером, сказать несколько сочувственных слов семье покойного от имени всей "Комы". Представителем на похоронах тоже, наверное, будет Жрушко. А может, кто из владельцев галереи сам приедет? Мысли тянулись неспешно, будто разматывался большой серый клубок.