Ужасный век. Том I
Шрифт:
Ничего не скажешь: хорош командир для спасения города! Джамалутдин-паша, выходит, даже толком в нём не ориентируется. Хотя удивляться нечему: злачные районы огромной столицы визирь лишь проезжал в закрытом экипаже, когда направлялся в глубину страны. Человеку его положения обыкновенно нечего делать в подобных местах.
Снова послышались выстрелы из пушек, и благодаря тому Джамалутдин наконец понял, в какой стороне море. Звуки приглушённые, звучат издалека: значит, они с Валидом и несколькими верными людьми действительно у стены, выходящей к ведущему в пустыню тракту.
— Так
— Вам нужно покинуть столицу. И немедленно, пока путь через южные ворота ещё безопасен: это, быть может, ненадолго. Мои люди сопроводят вас.
— Что? Нет!
— Боюсь, сейчас это единственное разумное решение.
— Это совершенно невозможно, Валид! Даже если бы я желал сбежать, а это абсолютно не так, я бы всё равно не имел права на подобный малодушный поступок. После гибели халифа именно на мне в полной мере лежит ответственность за судьбу халифата, и я…
— Именно поэтому и нужно бежать, визирь. Вы должны выжить.
— Я должен сражаться за Альма-Азрак!
Валид усмехнулся, скривившись и от горечи, и от боли.
— Сейчас, наверное, уже полгорода занято ашраинами, да ещё та эскадра… Боюсь, что шансов на что-то хорошее у нас немного. Я, конечно же, останусь в городе, чтобы исполнять долг до конца — никто не освобождал меня от клятв перед лицом Иама. Но вам нужно бежать. Вряд ли эти подонки сравняют Альма-Азрак с землёй. А даже если так — это только город. Вы же, как сами сказали, несёте ответственность за весь халифат. Что ждёт государство без вас? Боюсь представить. Вами нельзя рисковать.
Не хотелось даже отчасти соглашаться с этими суждениями, однако Валид бы прав абсолютно во всём. Ещё недавно мураддины держали ситуацию в руках — а теперь? Никто ведь толком не готовился защищать столицу: у Муанга нет сильного флота, а сушей никакая армия не грозила дойти сюда.
Джамалутдин-паша, впрочем, не был знатоком военного дела. А вот что касается нынешней своей ответственности — всё понимал совершенно ясно.
Очевидного наследника престола нет, а желающих представить себя таковыми уже утром будет хоть отбавляй — в очередь отсюда до самого Фадла выстроятся. Единственный, кто способен помешать им разорвать страну на части — это он, визирь. Формальная власть до провозглашения нового халифа из рук Джамалутдина-паши никуда не денется.
И с этой властью, словно с дорожной сумой, нужно скакать прочь. Как это ни горько.
— Что ж… — растерев лицо руками, визирь поднялся и попытался придать себе пристойный моменту вид. — Будучи в этот прискорбный момент главой великого Мураддинского халифата, назначаю вас, достойнейший, наместником Альма-Азрака, передавая полные полномочия по защите города и управлению им до… решения этой ситуации тем или иным путём. Призываю всех присутствующих благородных людей быть свидетелями тому. Кроме того, прошу вас пред лицом Иама быть свидетелями и того, что я покидаю город не из трусости, а с тяжёлым сердцем и признавая разумность доводов почтенного Валида ар-Гасана. А теперь… не будем терять времени, раз уж его, к великой горести, осталось немного.
Визирю хотелось обнять предводителя Святого Воинства на прощание, он счёл подобный жест совершенно неуместным. Вскоре Джамалутдин уже скакал к южным воротам в сопровождении всадников Валида, подавляя желание обернуться.
Как знать, чем это кончится? Вернётся ли он в родной Альма-Азрак? Не хотелось запомнить великий город таким.
Единственное, что утешало в этот час визиря — понимание, что отступление с поля боя ещё не означает поражение в войне. А именно войну ему предстояло теперь вести: пусть, как очень хотелось надеяться, не в буквальном смысле слова.
***
После боя лишних мыслей не бывает: выжил — и хорошо, ничто такой отрады омрачить не может. Но увы, всё меняется ещё быстрее, чем похмелье после пьянки настаёт: это Ангус знал прекрасно.
Мураддинские парламентёры сбежали с площади, и толпа на подступах к ней тоже редела на глазах — мстить за смерть проповедника никто из верующих простолюдинов не собирался. Наверняка местных куда больше занимало теперь бегство от обозлённых ашраинов или защита своих домов от них же: тут не до попрания веры.
Возможно, Джамалутдин с Валидом запрутся во дворце. Возможно, дадут дёру из города. Но не это теперь беспокоило Ангуса, и даже не смерть Люльи, с которой уже ничего не поделаешь. Им самим предстоит выбираться, и лучше бы сделать это побыстрее — но капитан уже дал понять, что так просто всё не закончится.
Наёмники, раздвинув телеги, вывалили из лагеря на площадь — разве лишь кроме тех, кто не мог ходить. Некоторых успели построить в аккуратные коробки, но большая часть пока обступала командиров беспорядочной оранжево-красной массой. Солдаты шумели: сначала это был обычный гул толпы, но вскоре он сменился скандированием отрядного девиза.
— Это, выходит — почти все теперь…
— К сожалению.
Потери считать придётся позже. Но хорошо, если от Ржавого отряда осталась половина того числа, каким он месяц назад подошёл к стенам Фадла. И если Валид действительно перебил большую часть живших у порта, а это едва ли блеф — то погибли в основном лучшие. Те, кого так просто не заменишь новобранцами в строю, а повышенными — среди офицеров. Это не говоря о Люлье, об охране дворца — самых отборных бойцах.
Даже если сегодня всё сложится хорошо — «ржавые» понесли потери, каких не было много лет. И впереди у отряда не самые простые времена, это Ангус понимал превосходно. А ведь ещё есть загадочные планы балеарцев…
Воодушевление после удачного взятия форта прошло. Солдаты явно были бодрее — им проще.
— Что дальше?
— Ну, соберём какую-то охрану для раненых с бабами. Пусть Бенедикт ведёт их к кораблям, когда это станет более-менее безопасно. Ты возьмёшь побольше людей, пойдёшь к Храму Сотворения и дворцу. Пора их грабить, а то Вальверде всё вынесет сама. Она и так заберёт большую часть… справедливо.
— В смысле?
— Что «в смысле»? Забыл, как грабить? Или не догадываешься, во сколько встанет место на кораблях?