Ужасный век. Том I
Шрифт:
— Почтенный Валид! — Регендорф начал занятно, учитывая все слова, которые ар-Гасан только что сказал о наёмниках. — Вы, без сомнения, человек чести, и я тоже знаю о ней не понаслышке. Я не всегда был наёмником. Когда-то я носил высокий титул, и хоть оказалось, что его у человека не так уж трудно отобрать — но рыцарство отобрать нельзя! Мы оба всю жизнь кому-то служим, таков наш благородный долг. Вы достойно сражались за своего господина, даже когда он погиб. Я хочу сразиться с вами за своего!
Ангус уже не знал, смеяться ему или плакать. Видимо, Регендорфу давно не хватало чего-то
— Ну хорошо. — ответил Валид после некоторых раздумий.
— Регендорф, а ты в курсе, что нынче третий в отряде? Раз уж этот козлина завалила Люлью… Не стыдно заниматься ерундой?
— Ты к месту вспомнил о Люлье. Это ещё одна причина, по которой я хочу убить Валида.
Регендорф извлёк свой великолепный меч и шагнул вперёд с настолько серьёзным видом, что на краткий миг Ангус даже немного зауважал рыцарство. Валид вышел навстречу латнику, заметно шатаясь, но при том весьма уверенно держа саблю.
К счастью, странная комедия на том и завершилась: прямо над ухом Ангуса прозвучал выстрел, и Валид рухнул, как подкошенный. Регендорф, так и не сменив изящной фехтовальной изготовки, обернулся через плечо: его лица не было видно под забралом, но глаза в прорези выражали полное недоумение. И даже какую-то досаду. Он напоминал ребёнка, у которого неожиданно отняли игрушку.
Вальверде опустила пистолет.
— Скукотища. Надоело. Хей, вы! Отдавайте золото!
***
Алим был весьма раздосадован, но не мог в полной мере выразить это словами по двум очень веским причинам. Первой было безупречное воспитание, второй — то, что эти люди ему не подчинялись.
— Я ведь говорил: не держите их вместе!
Пират развёл руками.
— Рыжая-то совсем без чувств была. Ну вот мы и того…
На деле это означало что-то вроде «не вникли мы, мураддин, в твои распоржения, и вообще не твоего это ума дело — как нам содержать людей на нашем корабле». Просто моряки Вальверде, как ни странно при их роде занятий, тоже были неплохо воспитаны. По крайней мере — те, кто общался с Алимом и другими ценными партнёрами.
— Понимаю. Мураддинке уже не поможешь, а что с ней?
Ирма на первый взгляд подавала не больше признаков жизни, чем залитая кровью Фархана.
— С ней-то порядок. Истерила вовсю, как вошли. Ну, мы не знали особо, что делать… короче, влили ей ещё макового. Вот и спит.
— Пусть спит.
Делать нечего. Алим коротко поблагодарил пиратов и поднялся из трюма: там, снаружи, уже занимался рассвет. На палубе, среди множества людей в цветастых пиратских и наёмничьих одеждах, он заметил двух самых нужных: Шеймуса и Вальверде. Капитан Ржавого отряда, хоть едва держался на ногах и лицом напоминал не вполне оживший труп, спорил с пираткой до крайности упорно.
— Нет, милый. — Вальверде назидательно потрясла пальцем. — При всём уважении, сейчас ты на корабле. А на корабле есть только один капитан, и это я. Так что дуй к своей голубе под палубу и жди врача. Мы тут с Ангусом сами разберёмся!
Ближайший помощник, с виду как раз бодрый, убеждал капитана в том же самом. «Дочь морей» слегка покачивалась на волнах в бухте. Корабли Вальверде уже заполнились людьми под завязку, что также вызывало у Шеймуса беспокойство.
— Не ссы, дорогой. Вон, глянь на порт: там мураддинских посудин до задницы. Реквизируем что подходящее и до Аззинийских островов уж как-нибудь дойдём. Без особых, может, удобств, но обязательно дойдём. Там разберёмся. Золотишка хватит — это в Марисолеме, ты уж будь готов, почти всё на взятки уйдёт, сколько ни привези. Сам понимешь, чего мы наворотили… Балеарцы прощают что угодно, но не бесплатно. Я в том уже убедился.
Алим окинул взглядом панораму родного города. Немалую его часть из-за дыма теперь увидеть не получалось — даже огромный дворец халифа тёмными клубами почти заволокло. Кое-куда, пожалуй, лучше было вовсе не смотреть. К тому же погром в Альма-Азраке продолжался: никто не выдворял из столицы ашраинов.
— Всё, иди к своей рыжухе, будь так добр!
Один капитан наконец-то послушался другого.
Днём огромный город окажется на треть сожжён, на треть разграблен, да и судьба оставшейся его трети туманна. Не будь многолетних наставлений отца о благе семьи и том, как ар-Малави всегда извлекают выгоду — Алим сейчас испытывал бы глубокую скорбь.
Но скорби не было, хотя он даже не имел понятия, что сталось с собственной невестой. Положа руку на сердце — судьба Лейлы юношу вовсе не беспокоила. Ему эту самую судьбу вверить не успели: помолвка не возлагает подобной ответственности.
А если абстрагироваться от всех лишних, совершенно бесполезных чувств — зрелище, которое раскинулось перед Алимом, завораживало. Единицы людей в истории видели подобное: хотя бы потому, что равных Альма-Азраку городов в мире только один, два… может быть, три. И подобный судный день для них наступает, мягко выражаясь, нечасто.
Алим долго стоял у борта «Дочери морей», наблюдая за гибелью всего, что было ему привычно и мило с детства. По-своему прекрасное ощущение: можно сказать, очищающее душу. Будущее сквозь дым и огонь Альма-Азрака молодой ар-Малави видел в исключительно светлых тонах, захватывающим и притягательным.
Ужасные сердца у нынешних людей: Алим иногда сам себе удивлялся. Как ему удаётся так спокойно смотреть на столь страшные вещи? Как он с такой лёгкостью совершает аморальные поступки?
Прошло немало времени, прежде чем юноша опять спустился под палубу и постучал в дверь каюты.
— Входите.
Шеймус сидел, прислонившись к переборке, прямо на полу: иначе бы удобно устроиться не смог, больно низкие потолки. Он был обнажён по пояс, перемотан свежими повязками — на груди и запрокинутой голове. Капитан держал Ирму на руках, прижимал к груди: словно ребёнка, ведь ребёнком женщина рядом с этим гигантом и казалась. Она мирно спала.
Эта картина удивила Алима трогательностью. Он не ожидал подобного. Шеймус не обернулся: смотрел на спящую и не спешил отрываться. Но наконец всё-таки медленно повернул голову. Голос был едва слышен.