Ужасный век. Том I
Шрифт:
— Лайош, подите к маменьке. Время не детское.
Лайош тут же принял вид нашкодившего ребёнка. Даже попытался убрать меч за спину.
— Маменька в Ургвине…
— Тем более. Вам тоже самое место именно в этом… Ургвине. А здесь вершится история Балеарии! Анхелика, прошу! Нет времени на сцены: речь идёт о судьбе государства.
Анхелика вдруг вспомнила о том, на что Сантьяго не обратил внимания. Или тактично сделал вид, что не обратил.
— Да я… Я даже не одета!
И правда: Анхелика оставалась в шёлковой ночной сорочке. Настолько
— Нет времени на сборы. Идём, прошу. Немедленно.
— Но Энрике…
— После. Я всё объясню. Идём!
Лайоша уже след простыл. Может, он сбежал из будуара инфанты. А может, спрятался — почём знать? Анхелика перечить другу детства не стала: лишь нацепила первые туфли, что попались под руку.
Минуту спустя они уже шагали по улице — во главе множества солдат. На углу Анхелика заметила лежащих людей: скорее мёртвых, чем хотя бы раненых. Однако рассмотреть Сантьяго ей ничего не позволил. На вопросы он тоже не отвечал: лишь торопил.
— Быстрее, прошу!
— Я…
— Шевелитесь, Ваше Высочество!
Идти быстрее Анхелика не могла. Туфли, выбранные в спешке, имели ужасно неудобные каблуки. И хотя инфанта сразу догадалась, что ведут её к императорскому дворцу, делали это окольным путём: приближались с торца здания. В отличие от Полуденной площади, покрытой гладким гранитом, здесь мостили огромными булыжниками. Не очень-то удобно…
— Нечистый побери! — Сантьяго наконец понял, что поторапливать толку нет. — Эй, ты! Неси Её Высочество!
Анхелика возразила бы, однако толпа народу уже видела её в белье и чужом плаще — чего теперь заботиться о приличиях? Здоровенный солдат поднял инфанту на руки: надо признать, он хотя бы постарался сделать это деликатно. И зашагал бодро, не слишком отяготившись драгоценной ношей.
Так Анхелику и внесли во дворец императора Балеарии.
Путь по коридорам и анфиладам она запомнила плохо. Дворец казался почти незнакомым и совершенно чужим — словно Анхелика не выросла здесь. Словно не переехала лишь около года назад, когда и прежде замкнутый отец начал сторониться даже близких. Всех, кроме Энрике.
Зал, в который Анхелику привели, за год сильно изменился. Раньше это была малая трапезная — тут обыкновенно обедали в самый разгар лета, когда на солнечной стороне делалось слишком душно. Теперь шкафы с роскошной посудой убрали, стены завесили императорскими регалиями, а вместо длинного обеденного стола поставили круглый.
Двери стерегли солдаты, а внутри оказалась целая толпа. И такая толпа, что возжелай Творец Небесный направить в зал комету — он бы разом погубил половину высшего света Балеарии. Здесь был и императорский канцлер, и отец Сантьяго — герцог Тормалесо, и граф де Фанья, и Гаиска Ибарро — один из первых людей Тайной канцелярии, и многие другие. Кого-то инфанта видела впервые, кого-то помнила только в лицо — по старым приёмам, когда их ещё проводили часто.
Анхелику поприветствовали, но очень сухо и коротко — сразу вернувшись к делам, которые явно были важнее её появления. Некоторые, кажется, на инфанту вообще не обратили внимания. Все оживлённо переговаривались, отдавали подручным распоряжения, составляли и подписывали какие-то бумаги.
Одного лишь человека, без которого тут не могло обойтись, Анхелика не замечала: своего брата.
Творилась страшная суета, было шумно. Сантьяго любезно усадил Анхелику за стол.
— Фалькао уверен, что Марисолема под контролем?
— Маршал доложил только о центре города. Но сейчас это главное. Если кто-то ещё собирается выступить на стороне…
— И всё-таки я считаю, что понтифик…
— В задницу понтифика! Нам вполне достаточно…
— Третий секретариат докладывает о…
— Да, не волнуйтесь: уже вынесли. И почти вывезли.
— Тем не менее я уверен, что Гонсало Мендоса ни в коем случае не согласится с…
— Если угодно наше дело Творцу Небесному, с Бахадосского поля Мендоса не вернётся.
— В любом случае Волк Мелиньи в Марисолему теперь попасть не должен: даже если выиграет сражение. Извольте действовать по своему усмотрению, но чтобы ноги Мендосы не было…
— Борхес де Стефано до сих пор не явился? Где его Нечистый носит?!
— Вы же знаете, что сеньор Борхес…
— Больно важным человеком этот Борхес себя возомнил! Мы с Хуаном Тадео и Руисом можем всё насчёт норштатцев решить сами. Но пусть он потом не жалуется!
— …немедленно выделить необходимую сумму. В случае возражений сошлитесь на меня. Они не посмеют перечить. А что касается прочих банков…
— Депеша от маршала Фалькао!
— Это не мне, это для Тадео. Мне не до игр в солдатики!
— …любые методы. Если возникнут вопросы, я отвечу на них лично. Кроме того…
— Так и скажите: командор Мендоса больше не нужен. На нашем корабле ему места нет.
От этого многоголосья у Анхелики загудела голова — впрочем, как и от всех остальных волнений ночи. Она никак не могла взять в толк, что вообще происходит. Хорошо, пусть отец умер… Энрике? Верно. Вот о нём нужно узнать! За какие-то минуты совсем вылетело из головы… К счастью, Сантьяго не оставил инфанту: лишь коротко переговорил с отцом и сразу вернулся.
— Что с Энрике?
Сантьяго промолчал, и инфанта повысила голос.
— Почему он не здесь?!
— Я желал отложить эту новость… Мне жаль. Ваш брат не выдержал горя утраты.
Анхелика думала, что опять расплачется, но этого не случилось. Она не смогла пустить слезу, не смогла даже толком вдохнуть. Гул в ушах заслонил все звуки, отгородил инфанту от мира. Лица и фигуры в зале закружились, слились в узор калейдоскопа. Анхелика едва-едва почувствовала, как Сантьяго положил ладони ей на плечи — видно, пытался утешить. Но утешений сейчас не хотелось.