Ужасы: Последний пир Арлекина (сборник)
Шрифт:
— О, — беззаботно отозвалась Кати, — я знаю. Я… люблю своих детей. Просто нужно… научиться справляться, вот и все.
— Я не знаю как. — Глаза Джулии переполняли слезы. Она испугалась, что сейчас уронит ребенка, и положила Меган на диван. Протестующих воплей не последовало.
Снова заговорила Иоланда. Голос у нее был грубый, словно болело горло. Слушать ее было мучительно, а говорила она много.
— Я уже ходила беременной, когда моя мама умерла. После этого ей почти нечего было мне сказать, хотя говорила она постоянно. Когда родилась Регина, я была чуть старше, чем она сейчас. Едва исполнилось восемнадцать. А теперь полюбуйтесь-ка на нее, идет
Джулия посмотрела на Регину, и ее поразило, насколько они с Иоландой похожи — мать и дочь; как сильно напоминают свою мать и бабушку, заживо погребенных из-за жадных ртов детей.
Диана устало поднялась по лестнице из подвала и с грохотом захлопнула за собой дверь. Защелка не держала, и дверь распахнулась; Диана навалилась на нее всем своим весом. Почти мгновенно внизу снова началась какофония громких голосов. Джулия с беспокойством подумала о запертых в загоне животных и о закипающей в кастрюле воде.
Кати встала и, спотыкаясь, пошла через все комнаты, чтобы опять раздернуть шторы. Джулия ничего не сказала и не стала пытаться ее остановить, хотя это был ее дом.
Толпа снаружи стояла у подножия лестницы, там, где холм, на котором был построен дом, переходил в тротуар. Джулия поднесла Меган к окну, чтобы та посмотрела, но малышка лишь кривила свое красное личико и страстно кряхтела. Джулия почувствовала что-то теплое на руке и поняла, что подгузник протек, но ничего не предприняла. Это вдруг стало не важно. Какая разница? Она может вымыть девочку и привести в порядок себя, поменять подгузник и выстирать одежду, пропылесосить ковер и вымыть окна, выгнать всех этих матерей из дома и прогнать от крыльца толпу, а ребенок тут же снова все перепачкает.
Все еще прижимаясь спиной к двери подвала (над дверью была большая щель), Диана тяжело вздохнула.
— Как по-вашему, сколько раз за все годы я это делала? И толку?
— Если не делать, будет хуже, — безмятежно отозвалась Анетт, глядя вниз на свои аккуратно сложенные руки, будто сверялась с записями. — Когда вырастут, они нас поблагодарят.
— Вот уж не думаю! — сказала Иоланда. — Моя девочка до сих пор не понимает, чем я ради нее пожертвовала, а ведь скоро сама станет мамой.
Диана подошла к заставленному угощеньем столу и наполнила едой вторую тарелку. Бумажная тарелка почти мгновенно промокла и выгнулась по краям. Джулия увидела, как на пол упал комочек творога, как Диана наступила на него и размазала по желто-розовому линолеуму.
Остальные матери о чем-то болтали. Линда негромко сказала Джулии:
— Я рада, что ты решила присоединиться к нашему товариществу. Думаю, тебе есть что добавить, и еще думаю, что ты созрела для нас.
Регина ахнула и выгнула спину, вцепилась в подлокотники кресла, широко раскинула ноги и уперлась ступнями в пол. Все глаза повернулись к ней, даже Меган, а мать окликнула ее по имени:
— Регина? Милая? Что, уже пора?
— Нужно отвезти ее в больницу! — воскликнула Джулия, но увидела в окно, что Каскадилла-стрит полностью залита водой, и по ней не проехать. Вода доходила до бордюров и переливалась на тротуары, а дождь хлестал с такой силой, что походил на вязкую простыню, сшитую из сплошного куска. Матери и дети столпились и были настолько безликими, что Джулия не могла отличить одного от другого. За исключением Кати, присоединившейся к ним, — ее пропитанные лаком белокурые волосы стали под дождем еще жестче, тонкая кожа расползлась,
Регина закричала. Иоланда стояла над ней, повторяя ее имя. Остальные матери собрались вокруг, что-то бормоча, а из подвала начали подниматься дети.
Ребенок Регины родился на полу кухни, среди растоптанной еды и бесчисленных следов ног матерей и детей. Джулия наблюдала за происходящим, стиснув в объятиях своего ребенка, и не знала, что делать. Роды были долгими и тяжелыми. Много крови. Дождь все лил, голоса сгущались. Дети и матери толпились у окон, изнутри и снаружи, царапали стекла и соседей, издавали немые мяукающие звуки. Дочь Джулии не переставая кричала у нее на руках.
Когда ребенок Регины родился, он вырвал часть ее тела, а крупицу себя оставил внутри нее. Джулия увидела куски плоти и кровь. Регина пронзительно завопила. Иоланда позвала ее по имени. Джулия сунула в рот крохотную когтистую ручку собственной дочери и с силой впилась в нее зубами.
НИКОЛАС РОЙЛ
Негативы
(Пер. Е. Черниковой)
Николас Ройл продал в общей сложности около сорока пяти рассказов в самые разные антологии и журналы, в том числе «Interzone», «Fear», «Fantasy Tales», «BBR», «Reader's Digest», «New Socialist», «Dark Fantasies», «Year's Best Horror Stories», «Cutting Edge», «Book of the Dead», «Obsessions» и «Final Shadows».
Он родился в Сейле, графство Чешир, а сейчас живет в Северном Лондоне. Два романа, «Двойники» («Counterparts») и «Мечты саксофона» («Saxophone Dreams»), а также антология новых британских рассказов в жанре хоррор сейчас ждут своего издателя, а Николас работает над третьим романом под названием «Аппетит» («The Appetite»).
Нам думается, что с рассказами уровня «Негативы» и регулярным появлением в антологиях «Лучшее за год» («Year's Best») его работы очень скоро начнут пользоваться большим спросом.
Если бы ровный гул моторов на ночной автостраде не оказывал такого убаюкивающего действия на сознание и чувства, ему бы не пришлось просыпаться от того, что машина газанула по крайней левой полосе, и обошлось бы без неприятностей.
Пробки на выезде из Лондона начали рассасываться только у Лутона и окончательно исчезли после Милтон-Кинса. На дорогах по-прежнему было полно машин, но теперь они все ехали с нормальной скоростью.
Он держался стабильных семидесяти в крайнем левом ряду, понимая, что на длинной дистанции для его машины это немного слишком и что ему, вероятно, придется доливать воду и масло в Ротерсторпе или Уотфорд-Гэпе.
Дорога была прямой, расстояние до следующей машины — неизменным. Он пытался слушать музыку, но рев двигателя перекрывал все звуки. Время от времени он поворачивался к пассажирскому сиденью и улыбался, глядя на Мелани: несмотря на шум и громко объявленное нежелание спать, она все-таки уснула.
В какой-то миг он посмотрел на себя будто со стороны: сидит на небольшом кресле и мчится сквозь тьму, заключенный в странный небольшой каркас под названием «автомобиль». Все равно что сидеть дома в кресле и одновременно куда-то перемещаться. Ему казалось, что можно сейчас встать и пойти сварить себе кофе. Руль и педали управления отошли на задний план. Затем толчок, и он опять сидит на водительском месте.