Ужасы
Шрифт:
— Куры вы! Яйца вам класть! Куры! Куры!
Тогда оба бросились друг на друга, слепо, очертя голову. И спустя несколько минут один из них получил легкий порез в левое плечо.
— Браво, Бомбита! Браво, малыш! Покажи ему, мой петушок, что у тебя есть шпоры.
Они сделали маленькую передышку, отерли грязный пот с лица.
— Воды! — воскликнул Лагартихилло.
Им протянули большие кружки, и они стали пить медленными глотками. Видно было, как они трезвели. Равнодушные взоры становились острыми, колючими. С ненавистью смотрели они друг на друга.
— Готов ли ты, курица? —
Его противник вместо ответа бросился на него и разрезал ему щеку. Кровь заструилась по голой верхней половине тела.
— А, начинается, начинается… — бормотал padro.
Андалузийцы замолчали. Жадно следили они за движениями борцов, на которых они поставили свои деньги. И оба человека кидались и кидались друг на друга…
Светлые клинки сверкали, как серебряные искры, в красном мерцании факелов, крепко впивались в шерстяную повязку левой руки. Большая капля кипящей смолы упала одному из борцов на грудь — он и не заметил этого.
Так быстро мелькали в воздухе руки, что невозможно было заметить, достигали ли их удары цели. Только кровавые борозды, которые появлялись всюду на обнаженных телах, свидетельствовали о новых и новых уколах и разрезах.
— Стой! Стой! — закричал патрон.
Парни продолжали биться.
— Стой! У Бомбиты сломался нож! — воскликнул он снова. — Разнимите их!
Двое андалузийцев вспрыгнули, схватили старую дверь, на которой они сидели, и грубо швырнули ее между бойцами. А затем поставили ее между ними так, что они не могли видеть друг друга.
— Дайте сюда ножи, зверки! — крикнул патрон. Оба борца охотно повиновались.
Его зоркий глаз не ошибся. Клинок Бомбиты сломался посредине. Бомбита проткнул своему противнику всю ушную раковину, и его нож сломался о жесткий череп…
Борцам дали по стакану водки. Затем им вручили новые ножи и убрали дверь.
И в этот раз они напали друг на друга, как два петуха: без рассуждения, со слепой ненавистью, удар за удар…
Темные тела окрашивались в пурпур. Из множества ран струилась кровь. У маленького Бомбиты свешивался со лба коричневый лоскут кожи, влажные пучки темных волос торчали в ране. Его нож запутался в повязке его противника, и последний нанес ему два-три глубоких удара в затылок.
— Убери свою повязку, если ты не трус! — крикнул маленький и сам сорвал зубами платок со своей левой руки.
Лагартихилло помедлил мгновение, а затем последовал его примеру. Бессознательно парировали они и после того своими левыми руками взаимные удары, и руки их в несколько минут были совершенно искромсаны.
Опять сломался клинок. Опять разъединили их гнилой дверью. Опять подали им водки и новые ножи…
— Проткни его, Лагартихилло! — воскликнул один из зрителей. — Проткни его! Выпусти кишки старой кляче!
И в то мгновение, когда дверь убрали, Лагартихилло неожиданно нанес своему противнику снизу вверх ужасный удар в живот и выдернул клинок сбоку обратно. Из длинной раны буквально потекла отвратительная масса кишок.
А затем с быстротой молнии нанес удар сверху. Он поразил противника пониже левого плечевого сочленения и разорвал большую артерию, которая питает руку.
Бомбита вскрикнул и согнулся. Толстая, в руку толщиною, струя крови из его раны брызнула другому борцу прямо в лицо. Казалось, что Бомбита сейчас бессильно поникнет; но внезапно он выпрямил еще раз свою широкую грудь, поднял руку и бросился на ослепленного кровью противника. И поразил его между двумя ребрами прямо в сердце…
Лагартихилло затрепетал руками. Нож выпал из правой руки. И могучее тело безжизненно склонилось вперед, к противнику.
И как будто это зрелище придало новые силы умирающему Бомбито, из раны которого широкою дугою брызгал на мертвого врага ужасный кровавый луч. Как безумный, продолжал он вонзать жадную сталь в окровавленную спину.
— Перестань, Бомбита, храбрый малыш! Ты победил! — промолвил спокойно патрон.
Тогда случилось самое ужасное. Бомбита Чико, последний жизненный сок которого окутывал побежденного во влажный красный саван, оперся обеими руками о землю и поднялся кверху так высоко, что из широкого разреза в его животе глубоко вниз вывесились желтые кишки, словно клубок отвратительных змей. Он вытянул шею, вытянул голову — и в глубоком молчании ночи раздалось триумфальное:
«Ку-ка-ре-ку!»
Затем он склонился, как подкошенный… Это был его последний привет жизни…
На мое сознание как бы спустился внезапно красный кровавый туман. Я ничего не видел, не слышал. Я погрузился в пурпурное, бездонно-глубокое море. Кровь заливала мне уши, нос.
Я хотел закричать, но едва я открыл рот, как он наполнился густой, теплой кровью… Я почти задыхался. Но еще хуже, гораздо хуже был этот отвратительный сладковатый вкус крови на моем языке. Затем я почувствовал где-то у себя резкую боль. Но прошло, как мне показалось, бесконечное время, прежде чем я понял, где у меня болит. Я укусил что-то, и то, что я укусил, именно и болело. С невероятным напряжением разжал я зубы.
И только когда я вытащил палец изо рта, я опомнился. Во время борьбы я почти до корня отгрыз ноготь и впился зубами в обнаженное мясо.
Андалузец пожал мне колено.
— Не угодно ли вам уплатить ваши пари, кабальеро? — спросил он.
Я кивнул.
Тогда он стал очень многословно объяснять мне, сколько я проиграл и сколько выиграл. Все присутствующие окружили нас. О трупах никто не заботился.
Прежде всего деньги! деньги!..
Я передал ему пригоршню монет и просил его распорядиться ими, как нужно. Он пересчитал и с ожесточенными криками стал рассчитываться с остальными.
— Этого мало, кабальеро! — промолвил он наконец.
Я чувствовал, что он меня обманывает, однако спросил, сколько с меня следует, и снова дал ему денег.
Когда он после того заметил, что у меня в кармане еще остаются деньги, он предложил:
— Кабальеро, не хотите ли купить ножичек маленького Бомбиты? Он принесет счастье. Много счастья!
Я приобрел наваху за несообразную цену. Андалузец засунул мне ее в карман.
После этого уже никто не обращал на меня внимания. Я поднялся и, шатаясь, пошел навстречу ночи. Мой палец болел. Я крепко обмотал его носовым платком. Глубокими, долгими вздохами пил я свежий ночной воздух.