Ужасы
Шрифт:
Я тут же вспомнил все ужасные истории, которые слышал об этом месте: про то, как невидимые чудовища высасывают кровь у невинных жертв, — в кромешной тьме несчастные видят лишь налитые кровью глаза своих мучителей. Про то, что в подвалах дома живут ужасные пауки, которые безжалостно истязают всех, кто попадает в их сети, а потом закапывают заживо, — именно поэтому дети пропадают бесследно. Про то, что плачущий призрак этого дома иногда принимает облик прекрасной женщины и, очаровав очередного пленника, затем показывает свое истинное лицо и обрекает несчастного на пытки и страдания.
— Эй, уснул ты там, что ли? — Пикеринг снизу махал мне руками.
Собравшись
Я стоял рядом с Пикерингом и бессмысленно улыбался. Я вдруг понял, что по эту сторону ворот солнце светит гораздо ярче: в его лучах окна особняка и белый камень стен сияли почти нестерпимо. Теплый воздух был полон приятных запахов. Ричи укоризненно смотрел на нас из-за ворот. Нам казалось, будто Ричи остался где-то в другом мире, потому что все вокруг него выглядело серым и мрачным, словно там, за воротами, уже наступила осень. Трава у меня под ногами так блестела на солнце, что на нее было больно смотреть. Красные, желтые, лиловые и синие цветы радовали глаз и пахли настоящим летом. Теперь мне все здесь казалось прекрасным: деревья, статуи, аккуратные плиты подъездной аллеи. Теплый ветер трепал волосы, и от его ласковых прикосновений по всему телу шла легкая дрожь. Я закрыл глаза.
— Как же здесь замечательно! — проговорил я и сам удивился, потому что слово "замечательно" было не из самых употребительных в наших обычных беседах с Пикерингом.
— Как я хотел бы тут пожить! — подхватил Пикеринг и широко улыбнулся.
Потом мы стали смеяться, прыгать и обниматься (надо сказать, последнего за нами до того не водилось). Мы позабыли про заботы и дела. Все мои проблемы казались мне ничтожными. Я словно разом повзрослел, даже вроде бы вырос. Я вдруг понял, что вообще все могу. Пикеринг, похоже, чувствовал то же самое.
Прячась в тени деревьев и в высокой траве, росшей вдоль обочины, мы пробирались к дому. Когда особняк показался в конце аллеи, мне отчего-то стало страшно. Он был выше, чем я думал, — выше, чем показался нам, когда мы смотрели на него от ворот. И хотя дом, похоже, пустовал, я не мог отделаться от ощущения, что уже когда-то был в нем и что сейчас он совсем не пустует и все его молчаливые обитатели, зная о наших планах, наблюдают за нами. Буквально не сводят глаз.
Мы остановились передохнуть у первой статуи, заросшей мхом и покрытой прошлогодней листвой. Нам с трудом удалось разглядеть, что статуя изображает двух обнаженных детей — мальчика и девочку, — стоящих на каменном постаменте. Дети злобно улыбались.
— Смотри, у них вырваны сердца, — сказал Пикеринг.
Тут я тоже заметил, что слева на груди у каждой статуи зияет страшная дыра. При этом дети тянули к нам руки, в которых они сжимали собственные сердца, — маленькие камешки с отчетливо видневшимися на них прожилками кровеносных сосудов. Ощущение счастья, посетившее меня у ворот, мгновенно исчезло.
Солнечный свет пробивался сквозь листву, осыпая дорожку, статуи и нас с Пикерингом яркими бликами. Мы постояли немного и пошли дальше, удивленные и настороженные. Мы старались не смотреть на другие статуи, но они сами приковывали к себе наши взгляды, заставляли догадываться, что за фигуры скрыты под слоем мха и грязи. Фигура монаха на высоком постаменте выглядела до ужаса реальной, на его лице застыла такая отвратительная гримаса, что я невольно отвернулся. При этом мне все время казалось, что монах раскачивается из стороны в сторону и вот-вот кинется на нас.
Пикеринг шел немного впереди и вскоре увидел следующую статую. Он только взглянул на нее и сразу отвел взгляд. Я тоже долго не выдержал. Передо мной стоял горбун в широкополой шляпе, а рядом с ним — уродливый карлик в капюшоне и в мантии, из рукавов которой торчали змеиные головы.
Я решил не ходить дальше. Увиденного вполне хватило бы мне, чтобы сначала не спать несколько ночей подряд, а потом долго мучиться от кошмаров. Оглянувшись, я увидел, что мы уже довольно далеко отошли от ворот.
— Я, пожалуй, туда не пойду, — сказал я Пикерингу.
Он посмотрел на меня с укором, но ничего не сказал, даже не обозвал трусом. Видимо, просто не хотел ссориться со мной — я ведь и вправду мог вернуться к воротам, и тогда ему пришлось бы идти в особняк одному.
— Может, все-таки заглянем в дом по-быстрому? Стащим оттуда что-нибудь, чтобы все поверили, что мы там и впрямь были, и сразу назад?
Одна мысль о приближении к белому особняку, который уставился на меня немигающим взглядом всех своих окон, пугала меня до смерти. Дом был огромный, четырехэтажный, в нем должно было быть очень много комнат. Окна верхних этажей казались затемненными, так что в них ничего не было видно, а окна нижних этажей закрывали тяжелые ставни, видимо, чтобы в дом не лезли воры вроде нас.
— Не валяй дурака, пойдем! Наверняка в доме никого нет.
Пикеринг все еще храбрился, стараясь ободрить меня и себя, но его показная отвага больше не действовала. В конце концов, кто такой этот Пикеринг? Всего лишь глупый мальчишка, который сам не соображает, что делает.
— Не пойду, — заупрямился я.
Тогда Пикеринг сделал вид, что уходит. Оглянувшись на прощание, он бросил презрительно и как бы невзначай:
— Ну как знаешь. Лично я пойду. А потом расскажу всем, как ты испугался и остался ждать меня снаружи.
Он шантажировал меня, но голос его при этом звучал мягко и вкрадчиво. Угроза подействовала: я представил себе ликующую ухмылку Пикеринга, вернувшегося в город, представил, как он будет всем рассказывать о том, что мы с Ричи струсили — а ведь я совсем не трус, — я справился со своим страхом и перелез через ворота. Похоже, надо идти с Пикерингом до конца — иначе не стоило и начинать, подумал я.
Мы решили больше не глядеть на статуи. Если бы я увидел еще хоть одну, думаю, я не дошел бы до дома. Впрочем, особняк оказался ближе, чем нам показалось сначала (и уж точно ближе, чем мне того хотелось), и вскоре мы уже стояли на высоком каменном крыльце и разглядывали огромную железную дверь. Я был сам не свой от страха, голова отказывалась соображать, ноги не хотели повиноваться.
— Зачем вообще нужны железные двери?
Вопрос Пикеринга застал меня врасплох, но, к счастью, вроде бы не нуждался в ответе.
Пикеринг изо всех сил толкнул дверь. Одна из створок скрипнула. И только.
— Заперто, — констатировал Пикеринг.
На душе у меня сразу полегчало. Я отошел от двери и стал разглядывать дом. Поскольку на всех окнах нижнего этажа ставни оказались закрыты, шансов проникнуть в особняк у нас практически не оставалось и можно было спокойно возвращаться в город. Между тем Пикеринг продолжал атаковать дверь — теперь он пытался высадить ее плечом. После очередного удара я ясно увидел, что в окне второго этажа мелькнула какая-то фигура в белом. Все произошло очень быстро — я даже толком не успел рассмотреть, что это было. Так иногда на поверхность темного пруда вдруг всплывает рыба и тут же исчезает в глубине.