Уже пропели петухи
Шрифт:
— Благодарю, Таубе. Думаю, вы правы. — Он с подчеркнутой теплотой во взгляде посмотрел на лейтенанта. Поднялся, пожал ему руку. — Спасибо, — повторил еще раз. — Вы замечательный человек. Я всегда высоко ценил работу абвера, но только сейчас понимаю, почему ваши ребята работают с таким успехом.
Судя по всему, лейтенанту пришлась по душе похвала. Он почтительно наклонил голову и ответил:
— Если позволите, господин майор, я пойду. Мне еще нужно успеть подготовить встречу в ресторане. Если мы все же собираемся во время
— Можете идти, Таубе. До встречи в «Семи князьях».
Мольке посмотрел утренние донесения, ориентировку о положении дел, отдал распоряжения и указания. В десять тридцать вошел Курт и передал ему увеличенные фотографии человека, которого нашли убитым на улице Кирай. Убитый лежал на спине, лицо его было спокойно, казалось, он просто глубоко спал. Мольке внимательно присмотрелся к худощавому лицу мужчины на фотографии. Откуда-то он знает этого человека: может, где-то встречал его раньше. Но где?
Курт стоял рядом, ожидая указаний. Он знал, что в такие минуты нельзя ни шевелиться, ни говорить: майор думает. Но вот рот у майора растянулся в улыбке, взгляд оживился. Мольке подмигнул адъютанту, поманил к себе указательным пальцем, весело, игриво, словно мудрый дядюшка, догадавшийся о проделках шутника-племянника. Курт с некоторым удивлением отметил про себя эту неожиданную перемену настроения у майора и даже подумал, не свихнулся ли он.
— Лейтенант, знаете, что такое трагедия? Ладно, можете не отвечать, а то еще скажете какую-нибудь глупость и огорчите меня. Я вам объясню. Сегодня в полночь. А сейчас идите и ждите в своей комнате, потому что вы мне понадобитесь. Теперь я хочу побыть один.
Он положил на стол принесенные фотографии и, продолжая улыбаться, разглядывал лицо человека, убитого на улице Кирай.
Тем временем лейтенант Таубе стоял у окна отдельного кабинета в ресторане «Семь князей» и смотрел на улицу. Сзади, за его спиной, тяжело дыша, дородная госпожа Шюц сама расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы.
— Вы сильно заблуждаетесь, господин Таубе, — говорила она дрожащим от возмущения голосом, — если думаете, что я это так оставлю! Ресторан надумали у меня отобрать!
Не поворачиваясь, Таубе небрежно заметил:
— Знаете, мамаша, оставьте вы меня с этим в покое. Ну чего вы от меня-то хотите? Я всего лишь денщик.
— Нужно же мне хоть кому-то излить душу? — Хозяйка ресторана бросила накрывать на стол и подошла к Таубе. — Господин Таубе, — слегка игривым тоном продолжала она, — вы же умный и ловкий человек. Уладьте это мое дело, а? Вам же ничего не стоит. Шепните господину майору, что социал-демократы всегда свои собрания проводили у Токачей. А ко мне ходили только члены союза «Турул» и благородные господа офицеры. И вы бы с вашим майором не прогадали. Ей-богу, если бы уладили это дельце…
Таубе продолжал разглядывать улицу.
— Ладно,
Женщина подошла к окну. Витрины находившегося на противоположной стороне улицы букинистического магазина были закрыты опускающимися железными шторами.
— Надо полагать, нет, — сказала госпожа Шюц. — Видно, господин Тарноки снова укатил в провинцию. Он же постоянно в разъездах, как еврей-коробейник. Покупает — продает…
— А прапорщика Деака вы случайно не видели сегодня возле этого магазина?
— Нет, не видела, — отвечала женщина, с подозрением посмотрев на Таубе. Но тот отвел взгляд от пронзительных ястребиных глазок трактирщицы.
— А где он живет, этот Тарноки?
Хозяйка поправила свой пучок на голове.
— Где-то в Уйпеште. Скажите, господин лейтенант, а зачем вам-то этот Тарноки?
— Физиономия его мне не нравится.
— Вам никто не нравится. Тарноки галантный барин. Оставьте вы его в покое. Так я и знала, опять вы что-то тут замышляете.
— Знали? — засмеявшись, повторил Таубе и пристально посмотрел на хозяйку.
— Что же я дурочка, что ли? — возмутилась госпожа Шюц. — Вон те двое в буфете, наверное, тоже из вашенских.
— Нашенские, это точно, — подтвердил Таубе. — Только вам об этом знать не положено. Пришлите лучше сюда Руди.
— Руди с утра взял отгул, — сказала хозяйка ресторана. — Будет только завтра к полудню. Он мне тоже подозрителен. Куда-то в деревню укатил…
В это время вошел капитан Шимонфи, и им пришлось прервать разговор. Таубе сделал хозяйке знак удалиться. Вытянулся по стойке «смирно». Вид Шимонфи поразил его: капитан уже был основательно в подпитии, на лице расплылась глупая ухмылка. Весело взглянув на Таубе, небрежно кивнул ему и, еще не сняв плаща, уже протянул руку за бутылкой водки.
Подняв свою рюмку, он, заметно покачиваясь, отошел от стола.
— Возьмите себя в руки, господин капитан, и не пейте столько.
Вместо ответа Шимонфи опрокинул рюмку в рот и снова наполнил ее. Затем с рюмкой в руке он заковылял к Таубе.
— Вы страшный человек! Скажите, Таубе, вы венгр или немец? — дыхнув в лицо Таубе винным перегаром, спросил он.
— Сейчас война. Вот после войны встретимся, я вам тогда все расскажу. А пока просто: рядовой Таубе, ординарец господина Деака…
— И тень майора Мольке, — посмеиваясь, добавил капитан. — Великий тактик… — Он плюхнулся в одно из кресел. — Только хотел бы я знать, зачем вы все так усложняете? А? Зачем? Или Деака нужно арестовывать обязательно в торжественной обстановке?
Он выпил и рукой смахнул рюмки в сторону.
— Майор Мольке вообще против ареста господина прапорщика.
Шимонфи уставился непонимающим взглядом на Таубе.
— А если Деак не придет сюда? — спросил он.
— Почему же ему не прийти сюда?