Ужик
Шрифт:
Дальше можно было не лететь. Стало ясно, что ЧУМА пришла в эти земли, и что случилось это не вчера! Теперь безумной вылазке Эофа нашлось объяснение. Он бросил свой народ и, сжигая за собой деревни, бежал с казной и отрядом головорезов в Буковую Падь. Видимо, это произошло вскоре после того, как мы вытащили оттуда дракона. Я представляю, как этот мерзавец радовался, узнав про безумие Ужика! Наверняка он посчитал это добрым знаком – знаком того, что небеса снова благоволят ему. Он рассчитывал безнаказанно захватить мой замок, отсидеться в нём за закрытыми воротами, ощерившись копьями
На время этот вор и захватчик затаился в лесных зарослях, посылая своих лазутчиков с мешочками серебра к моей жадной до денег страже. Он терпеливо ждал своего часа, чтобы нанести удар исподтишка. Конечно, счастливое исцеление Ужика спутало планы Эофа. И он не мог про это не узнать. Но только выхода у него уже не было: чума начала косить его отряд. В спину Эофа теперь дышал невидимый убийца, который был куда страшнее, чем все драконы мира вместе взятые, и, выгадав момент, коварный сосед решился на отчаянный шаг, ровно как загнанная в угол крыса, что бросается на своего преследователя! А мои наёмные охранники, привыкшие торговать собственными жизнями, заключили очень плохую сделку. Эоф сыграл с ними втёмную, обрекая их на бесславную смерть в зловонии разлагающихся тел. Я же дал им возможность уйти достойно – в бою против могучего дракона, как и подобало воинам!..
Когда мы вернулись, то ещё раз прошлись огнём по внутренностям замка. Потом Ужик собрал на окрестных полях каменные валуны и заложил ими ворота до самого верха. А потом я сделал то, за что буду проклят в веках и предками, и потомками, если таковые, конечно, будут: по моему приказу Ужик поджёг Буковую Падь! Голые горящие стволы стали похожи на обращённые к небу человеческие руки! Это было ужасное и завораживающее зрелище: красно-чёрная река быстро набирала свою силу! Но нужно было выжечь скверну из самого воздуха, нужно было огненной чертой навсегда отмежеваться от проклятых эофовых земель!
Хоть мы парили достаточно высоко, но пекло невиданного пожарища доставало мне до лица. Слезы текли по моим щекам, принося разве что кратковременную прохладу, но не душевное облегчение. Что ж, дело было сделано, и совершив прощальный круг над погибающим древним лесом, мы повернули к деревне Якоба. На душе моей было темно и тяжко, лишь осознание исполненного долга служило слабым оправданием содеянному. Мы оба чертовски устали за этот нескончаемый день и мечтали сейчас только об одном – об отдыхе. Ужик, конечно, ещё бы с удовольствием подкрепился. Я же думать о еде не мог. Думать вообще ни о чём не хотелось, но всё же какая-то смутная то ли мысль, то ли догадка билась где-то на задворках моего сознания, не представая ясно перед внутренним взором. И тут, уже на подлёте, меня словно обухом по голове ударило: «Гонец! Гонец из зачумлённого замка в деревне!»
Барон Горелых Земель
Конечно, возвращаться теперь в деревню было чистым безумием, а следовало лететь куда угодно, лишь бы подальше от смертельной заразы! Но Слово Барона, которое я дал, держало меня на незримой, но очень прочной
Перед посадкой мы нарочно сделали пару устрашающих кругов над деревней, с рёвом и огнём, чтобы не одна душа и носа не посмела высунуть за дверь! Сев напротив дома Якоба, я громко его позвал. На мой призыв они вышли вдвоём.
– Где гонец? – спросил я, не слезая с дракона.
– В доме старейшины, господин барон, – печально ответила старушка.
– Дурную весть я принёс, старая женщина. В землях Эофа и в моём замке – чума! – последнее слово я постарался произнести как можно тише.
– Я знаю, господин барон, – ответила старушка с той же печалью.
– Откуда? – удивился я.
– Как гонца увидела, так и поняла, господин барон. Чую я эту напасть. А она вот меня не чует. Родителей Якоба забрала, а меня – нет. Не смогла я тогда им помочь. Ладно, внука хоть выходила. Так и живем теперь, – на этих словах горькая усмешка исказила старческое лицо.
– Я забираю Якоба! – твердо сказал я, на что бабка низко поклонилась, а когда распрямилась, то глаза её влажно блестели.
Якоб вышел из-за спины бабушки, держа в руках дорожный мешок. На лице его, вокруг носа и рта, была намотана какая-то тряпка. Мальчик несмело подошёл к дракону, и я свесился, чтобы помочь ему забраться. Когда Якоб устроился, я спросил у неё:
– Что я могу сделать для тебя?
– Ты уже сделал, господин барон. Внука моего спасешь… Летите. Пусть небеса ведут вас! – ответила старушка с добрым пожеланием.
– Спасибо, мудрая женщина. И я желаю тебе уцелеть!
– Этот мор уже третий на моём веку. Даст бог, сдюжу… Травки буду собирать, отвары делать, сама их пить да людей ими поить. Гладишь, и спасу кого.
– Вот, возьми, пригодятся, – пробормотал я, вспомнив про деньги и запуская руку за пазуху.
– Не надо! – неожиданно отказалась старушка. – Целебные травы, твоей милостью, я и так могу собирать, а от чумы же никаким золотом не откупишься.
– В который уже раз убеждаюсь в мудрости твоих слов.
– Лучше, господин барон, обучи Якоба грамоте на эти деньги, – и старушка скрепила свою просьбу поклоном.
– Да будет так! Прощай! – гаркнул я, подавая Ужику условный знак на взлёт.
Якоб тоже что-то промычал бабке сквозь тряпку, потом замахал ей рукой и, кажется, заплакал. А внизу, в пыли деревенской улицы, осталась стоять маленькая сухонькая фигурка. Вскоре она стала неразличима…
На севере за моими раскинулись обширные земли герцога Ганзбадского, у которого на службе, как поговаривали, состояло аж три боевых дракона, причём каждый размером с полтора Ужика. Лететь туда без приглашения было затеей весьма сомнительной. Да и как объяснить герцогу цель визита? Где тогда сопровождающая меня свита и обязательные в таких случаях подношения? И почему от меня так несёт гарью? И что рядом со мной делает мальчик-простолюдин?