Ужин вдвоём
Шрифт:
— Все вы такие! — вставляет Стелла. — У этого мальчугана всем вам стоило бы поучиться! Дейв, непременно опубликуй его письмо в первой же колонке. Представляю, сколько девчонок захочет дать ему совет насчет поцелуев — а может, и поучить на практике! Да что там, я сама бы не отказалась, будь я лет на десять моложе! Дейв, что ты ему ответишь?
— О поцелуях?
— О чем же еще!
— Честно говоря, не припомню, чтобы для меня это было проблемой.
— Быть такого не может! — убежденно говорит Иззи. —
Я мучительно задумываюсь. Все словно в тумане. День рождения… четырнадцать лет… все началось с игры в «бутылочку»… темная комната… чужой напористый язык со вкусом газировки и смородинного пирога…
— В четырнадцать лет с Амандой Реддингтон, — признаюсь я. — Толстуха в огромных очках. Врасплох меня застала.
— Она тебе нравилась? — интересуется Ли.
— Да, в общем, нет, — отвечаю я.
— Зачем же целовался? — спрашивает Дженни.
— Она предложила, — объясняю я. — Мне показалось, что неудобно отказываться.
— Что ты в то время знал о поцелуях? — возвращается к нашей теме Иззи.
— Ничего.
— И чему этот первый поцелуй тебя научил? — наседает Стелла.
— Не оставаться наедине с Амандой Реддингтон.
— Так что же ты посоветуешь этому бедолаге? — Иззи тыкает пальцем в письмо.
— Лучше всего целоваться, как в кино. Медленно приближаешь губы к ее губам. Глаза закрыты, голова слегка склонена набок, чтобы не стукнуться носами. Можно держать ее за руки. И ни в коем случае не совать язык куда не надо — по крайней мере, в первые десять минут. Разве только она сама покажет, что ей это приятно.
— А как насчет смазки? — спрашивает Стелла.
— Какой еще смазки?
— Дейв, я тоже когда-то была подростком, и собственный опыт мне подсказывает, что у парней обычно большие проблемы со смазкой. Губы у них или такие сухие, словно целуешься с наждачной бумагой, или такие слюнявые, что хочется сплюнуть. А самое ужасное — и, поверь, со мной такое случалось не раз, — когда они после поцелуя вытирают губы рукавом!
— Ой, гадость какая! — визжит Дженни.
— А мне всегда казалось, что это очень сексуально, — замечаю я. — Иззи, когда мы с ней только начали встречаться, этот жест просто обожала.
— Не верьте ему! — задыхаясь от смеха, вопит Иззи. — Все врет, все врет! Это не со мной было!
— Так что же, мне все это и написать? — спрашиваю я у Дженни.
— Естественно, — отвечает она. — Видишь, не так уж это легко, как ты думал. Давай прочтем еще одно письмо и будем ужинать, а то я умираю от голода!
Последнее на сегодня письмо заключено в плотный коричневый конверт, адресованный в Британскую газовую компанию. Прежний адрес зачеркнут, и поверх него толстым черным фломастером приписан адрес «Крутой девчонки». Я выкладываю письмо на стол, чтобы
— Выглядит устрашающе, — замечает Иззи.
— Действительно, — соглашается Тревор.
Из конверта я извлекаю письмо, написанное на тетрадном листочке в клеточку.
Дорогой Адам!
Мне одиннадцать лет. Я люблю мальчиков. Я очень хочу в кого-нибудь влюбиться. Все мои подруги думают, что я помешалась на мальчиках. Напишите, что мне делать? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, помогите! Я В ОТЧАЯНИИ!
Отчаянная читательница «Крутой девчонки»
Лестер.
— Одиннадцать лет, — с видом знатока говорит Дженни. — Это все объясняет.
— То есть?
— Подросток мечтает поскорее стать взрослым, а человек лет одиннадцати-двенадцати — поскорее стать подростком. Девочка читает журнал и завидует: подростковые страдания по мальчикам кажутся ей безумно интересными и романтичными. Как говорится, если у тебя нет проблем, надо их выдумать!
В этот момент к нашему столу с решительным видом подходит официантка. Мы заказываем шесть бокалов пива. Когда пиво приносят, Дженни берет свой бокал, встает и объявляет на весь ресторан, что хочет выпить за грядущий успех «Дейва Хардинга, лучшего Доктора Разбитых Сердец на всей планете»!
Все встают и награждают меня аплодисментами.
Почта
— Кто тут у вас Дейв Хардинг? — интересуется курьер, словно не замечая, что в офисе, кроме меня, и мужчин-то нет.
Четыре часа следующего дня. Весь день я как на иголках — жду новых писем для «Адама». Мне не терпится взяться за работу: снова и снова я звоню в почтовый отдел — и снова и снова слышу, что почту принесут «минут через двадцать».
После пятого звонка Фрэн объясняет мне, что «минут двадцать» — для курьеров понятие растяжимое, оно может включать в себя и полчаса, и целый день, в зависимости от того, что показывают по переносному телевизору.
Курьер скидывает у моих ног три здоровенных полиэтиленовых мешка с почтой и удаляется, не сказав ни слова.
— Может, у него дома неприятности? — интересуюсь я, пока Фрэн помогает мне развязывать мешки. — Или я его чем-то обидел?
— Только тем, что заставил работать, — поморщившись, объясняет она. — Курьеры этого страшно не любят. Когда эти ребята курят на крыльце, милее людей не найти — но на рабочем месте и в рабочее время…
Фрэн долго борется с веревкой, перетягивающей мешок, и в конце концов, пока я безуспешно пытаюсь разыскать ножницы, просто перекусывает ее зубами.