Ужин во Дворце Извращений

Усевшись поудобнее в ржавом кузове грузовика-качалки, угнездившегося наверху стены, Модесто запахнул на груди куртку, надвинул шапку на лоб и, прищурившись, приготовился наблюдать. Конечно, в это время следить-то было не за кем, но парень любил забираться сюда и просто наблюдать за перемещениями внизу. Так, для поддержания формы. Внизу и слева раскинулся район Южных ворот, непривычно безлюдный из-за недавнего дождя, а дальше на юго-восток –

По продавленной крыше кабины мальчишка перебрался вперед, устроился на капоте и посмотрел на север. Раздолбанный древний грузовик, словно приросший к стене, на которую его некогда затащили, даже не шелохнулся под его весом.

На тускло-серой северной стороне небосклона черные мазки башен, и на ажурной, чем-то напоминающий скелет верхушке Крокер-Тауэр он разглядел оранжевые точки – факелы. Ночной дозор заступил на дежурство раньше обычного, и Модесто знал, что все бинокли и подзорные трубы обращены сейчас на восток, ведь именно оттуда могли появиться передовые отряды сан-бердусской армии. И хотя сам Модесто дозорных отсюда не видел, он знал, что верховые патрулируют дороги Золотого Штата от шоссе Берду на севере до Помоны на юге.

Внизу, под стеной, он заметил причудливый экипаж и заулыбался: полувосхищенно полунасмешливо. Повозка принадлежала Грегу Ривасу, знаменитому палильщику на пеликане. Модест, как и большинство его сверстников, считал пальбу немного шумноватой исторической причудой. Причуду, напоминавшую родителей в те времена, когда те были молоды и глупы. Модесто куда больше интересовали ритмы скрэпа и такие новые танцы, как скрэппинг, джим-скрю или баг-уок.

Под скрип осей и цокот копыт повозка свернула на запад, на бульвар Шерстяных Рубах. Модесто понял, что Ривас торопится пораньше приехать к вечернему выступлению у Спинка.

Впрочем, он тут же выкинул его из головы и снова принялся наблюдать за волнительно-зловещими огнями на Крокер-Тауэр.

Повозка представляла собой старый, но отполированный до блеска кузов «шевроле», поставленный на запряженную двумя битюгами деревянную телегу, прошедший днем дождь освежил краски, и на бульваре Шерстяных Рубах не было в этот час экипажа шикарнее. Но древние предрассудки насчет того, что дождь, мол, отравлен, разогнали толпы пешеходов по домам, и только двое мальчишек вынырнули из обшарпанного подъезда с несколько вялыми криками: «Ривас! Ура, Грегорио Ривас едет!»

Ривас отдернул узорчатую занавеску, висевшую на месте давным-давно отсутствующей двери, вышел на дощатый настил телеги, поморщился, ощутив на лице моросящий дождик, и ухватился за переднюю стойку, когда кучер со скрипом остановил повозку перед домом.

Как и большинство сооружений в этой части города, это здание представляло собой неплохо сохранившийся бетонный остов с аккуратными деревянными заплатами на месте проемов, которые, если верить преданиям, некогда были забраны стеклом. В высоту здание имело три этажа, и, что опять же было характерно для этого района, верхняя часть стены, ныне украшенная рисованными орнаментами и вылинявшими на солнце флагами, обрывалась рваной линией по месту древнего излома. Надпись над дверью, искусно выложенная металлическими полосками и битым разноцветным стеклом, гласила: «У СПИНКА».

– Ну вот, – крикнул Ривас мальчишкам. – Несмотря на выходной, вокруг ни души. Пожалуй, пара новых промоутеров мне не помешает: последнее время даже чертовы попугаи – и то выражают больше энтузиазма, чем вы, парни.

Словно в подтверждение его слов один из попугаев на верхушке ближней к ним пальмы заверещал: «Р-ривас! Р-ривас!»

– Ур-ра! – откликнулся другой с верхушки соседней пальмы.

– Слыхали? – хмыкнул Ривас, залезая обратно в экипаж за шляпой и виниловым футляром от пеликана. – Думаю, это все потому, что они работают бесплатно. Искусства ради. – Он нахлобучил на голову шляпу, огляделся по сторонам в поисках клочка мостовой посуше и спрыгнул туда.

– Зато мы не задаром, чувак, – весело возразил один из мальчишек, и оба протянули руки ладонью вверх.

– Вот поганцы корыстные, – буркнул Ривас. Он порылся в жилетном кармане, выудил оттуда пару маленьких белых карточек и вручил по одной каждому. – Тут по мерзавчику, и вам должно быть стыдно, что берете столько.

– Еще как стыдно, чувак. – И оба исчезли в своей подворотне.

Ривас задержался перед входом в ресторан, чтобы сдвинуть древнюю шляпу под залихватским углом и расчесать пальцами темную вандейковскую бородку. Только после этого он толкнул качающуюся дверь и вошел.

Правда, он тут же в досаде прикусил губу, потому как его тщательно отрежиссированное появление осталось незамеченным: люстры, опущенные на пол после дневного наплыва посетителей, до сих пор стояли внизу не зажженными, и было весьма затруднительно хоть что-то разглядеть. А если бы не запашок прокисшего пива и подгоревшего масла, тут было бы точь-в-точь как в церкви – в перерыве между службами.

– Вот черт! – взвыл он, больно стукнувшись ногой об одну из люстр и едва не полетев через нее. – Эй, Моджо, где шляешься? Как так вышло, что эти штуки до сих пор не горят?

– Так ведь рано еще, Грег, – послышался голос из кухни. – Ща займусь.

Лавируя между деревянными колесами люстр, Ривас подошел к барной стойке, поднял поворачивающийся на петлях кусок крышки и прошел внутрь. В полутьме, на ощупь, он нашел поднос с чистыми стаканами, потом послышался нетерпеливый стук рычага, когда он накачал в стакан пива.

– Там есть открытая бутылка валюты Бёрроуза, – крикнул ему с кухни Моджо.

Ривас изобразил кислую улыбку.

– Сойдет и пиво, – нарочито беззаботно откликнулся он, повернул кран, и в стакан ударила пенная струя холодного пива.

Старина Моджо с коптящей керосиновой лампой в руках, хромая, проковылял из кухни к ближайшей люстре и принялся зажигать свечи.

– И то верно, – с отсутствующим видом согласился он. – Ты ведь у нас не любитель этого бёрроузова зелья, ведь нет?

– Я все больше пиво да виски, – ухмыльнулся Ривас. – Что, Фанданго или близнецы здесь?

– Ага, Фанданго. Вон его барабаны на сцене. Он за остальными вышел.

Из дальней двери послышались шуршание и стук.

– Эй, Грег, это ты? Поможешь мне с этими, ладно?