Ужин во Дворце Извращений
Шрифт:
Что делать, лихорадочно размышлял Ривас, – броситься на него, пока он лежит, или бежать прочь? Вспомнив скорость, с которой тот передвигался, а также своего неподвижного спутника, он прыгнул на противника.
Штуковина с ужасным грохотом колотила своими сделанными из всякого мусора конечностями по крошившемуся стеклу, но как раз когда Ривас собрался врезать ногой по колену хлам-человека, тот все-таки извернулся, поднялся на свои ноги со ступнями из решеток для барбекю и приготовился к бою.
Ривас мгновенно затормозил
Он разглядывал стоявшее перед ним, отдаленно напоминавшее человеческую фигуру сооружение. Хлам-человек был по меньшей мере на фут выше его, обхват груди – больше раза в два, но ноги настолько тонки, что более всего тот напоминал диковинного двуногого жука под лупой.
Тут он заговорил, и голос его мало отличался от голоса того, что, судя по всему, оглушил Риваса вчера вечером, – такое же завывание урагана в узкой щели.
– Брат, – вздохнуло страшилище. – Возвращайся спать. Истекателя я отнесу сам.
Ривас вспомнил, как лысая девчонка говорила, что ее скоро поместят в одного из таких. Убивать хлам-человека ему не хотелось. Он заметил, что некоторые из пылесос-ных шлангов и пружин оторвались при падении, и вдруг пожалел, что не знает, как приладить их на место.
– Уходи, – устало сказал он чудищу. – Если ты попытаешься меня остановить, одному из нас не поздоровится. Не думаю, чтобы кому-нибудь из нас хотелось этого.
– Нет, – согласилось сооружение. – Но и пустить тебя я не могу. Я... обязан... остановить тебя. – В стеклянных глазах его отражались звезды.
– Нет, не обязан, – возразил Ривас. – Ступай спать сам. Я умру ведь, если останусь здесь. Рентгены и бэры, верно? Ну же, ты ведь знаешь, что от этого места лучше быть подальше.
Он расслышал, как мехи закачивают в клапан воздух для ответа.
– То... что знаю я... несущественно, – произнесло чудище. – То, что знаешь ты, несущественно. Ступай... спать.
Ривас так устал, что готов был спорить с этой штуковиной; впрочем, единственной альтернативой оставалось драться.
– И что случится, если я не послушаюсь? Если пойду дальше?
– Я... пш-ш-шш... остановлю тебя.
– Ты что, меня убьешь?
– ... необязательно.
Ривас глянул тому за спину, потом рискнул оглянуться через плечо на далекие деревянные строения на берегу. Похоже, вся их возня, шум и лязг не привлекли ничьего внимания, хотя вряд ли так могло продолжаться долго: очень уж невероятным выглядело их трио.
– Ладно, – буркнул он и шагнул к хлам-человеку. Он покосился на его ноги, пытаясь определить, которая сильнее пострадала при падении; потом решился и резко выбросил вперед левую ногу. Он врезал ему по колену и тут же откатился в сторону по стеклу, получив удар железной рукой по плечу, от чего то сразу онемело. За спиной послышался лязг падающего железа.
Вскочив
Чудище с шипением ползло к нему. Он выждал, пока оно окажется на расстоянии удара, взмахнул металлической ногой, как палицей, отбил в сторону тянувшуюся к нему руку-клешню и обратным движением с силой обрушил железяку на голову-корзину. Удар вышел что надо, и Ривас отшатнулся, чтобы изготовиться к новой атаке, но чудище выбросило вперед руку и схватило его за лодыжку. Ривас потерял равновесие и сел.
Хлам-человек тянул его к себе. С треском рвалась штанина, да и кожа под ней, похоже, тоже; отбитая было вторая железная рука замахивалась для удара, с лязгом сжимая и разжимая клешню, а хлам-человек все повторял скрежещущим шепотом: «Пожалуйста... пожалуйста»...
Ему удалось-таки подтащить упиравшегося Риваса к себе настолько, чтобы тот не мог уже бить своей дубинкой с размаху, но отбить ею руку противника Ривас смог. Тогда рука дернулась к его колену, и на какое-то мгновение Ривасу показалось, что тот пытается уравнять счет, оторвав ногу ему. Хватка хлам-человека напоминала сжатые кусачки, и Ривас стиснул зубы, чтобы не закричать.
Вторая рука сомкнулась у него на колене, и хлам-человек подтащил его к себе так близко, что Ривас смог заглянуть в его глаза-стекляшки.
– Пожалуйста... – повторяло чудище.
Ривас разглядел у того под подбородком пучок проводов или трубок и сделал левой рукой замах дубинкой. Голова-корзинка вздернулась вверх, чтобы видеть, куда придется удар, – и тут Ривас правой рукой схватил пучок проводов и что было сил дернул. Провода порвались, и чудище обмякло.
Ривас лежал, пытаясь вздохнуть, и смотрел в стеклянные глаза. Ему показалось, он видит в этих осколках разум, бессильный, но продолжающий смотреть на него со скорбной укоризной.
Наконец он смог подняться, но железная рука продолжала удерживать его за колено. Он чертыхнулся, стараясь не думать, что будет, если на горизонте покажется еще один хлам-человек, и поспешно принялся отдирать железяку. Ему удалось разжать одну руку – судя по всему, ее сделали из рифленой жести, но другая, из толстой стальной ленты, не поддавалась, и ему пришлось оторвать кисть у запястья. Некоторое время он безуспешно возился, пытаясь отодрать ее от своего колена, но потом вспомнил, что говорила лысая девчонка: только тем, кому доверяют особо, позволено носить оковы на ноге. Как символ пленения, наверное. Что ж, может, эта стальная лента и сойдет за такую штуку. Попробовать по крайней мере стоит, решил он. Может, их даже подтягивают так высоко, чтобы железяки не волочились по земле...