Ужиный угол
Шрифт:
– Если бы там поступали, как ты, тебя бы здесь не было. Или нет?
– Офицеры, не вся армия, а солдатику домой охота…
Вдруг Филя вскочил и навострил уши. Пилот задвинул притвор.
– Смотри, только дернись! – пригрозил он.
Задвижка в нору шевельнулась. Черная зеница дула уставилась на мэра. Но Филя завилял хвостом.
– Пап, это мы! – натужным шепотом позвал Денис. В нору просунулась сначала одна, затем другая голова. – Не бойся, тут Пашка Комаров!
– Вы как здесь? – опешил пилот.
Мальчики с любопытством посмотрели на Костикова и поздоровались. Задвинули вход. Кузнецов зажег свечку. Вместе с детьми затхлое помещение наполнил свежий запах леса и круживший голову аромат пищи. На мальчишках были ветровки защитного цвета с капюшонами и резиновые сапоги. В руках лукошки.
– Мы принесли пирожков и супа!
Мэр хмыкнул.
– В деревне говорят, ты главного бандита словил! – сказал Денис. – Мы сразу поняли, где ты! – Денис потрепал брыли пса, лизнувшего его руки, и рассказал, что они с мамой у Комаровых. Те рады и никому не говорят.
– Кто еще знает, что вы здесь? – спросил Кузнецов.
– Пацаны! Мы спички тянули, кто пойдет! Но я сжульничал, и пошел Пашка. Не бойся, пап! Солдаты у реки ботинки сняли и загорают. Они нас не видели.
– Да если бы и видели, мы все равно не скажем! – протараторил Комаров, боясь, что его перебьют. Пилот вздохнул.
Взрослые ели. Дети отмалчивались и поглядывали на Костикова, на его выпуклый живот, от чего руки городничего казались короткими, как у карлика, – и на его рыжие волосы на предплечьях: это в представлении детей исключало сходство с бандитом, но придавало чиновнику вид эсэс фюрера из фильма в партизанском плену и с пробитой башкой.
– Пап! – не выдержал Денис.
– Ну!
– А это тот, что дядю Леню убил? – Отец не ответил. Костиков отложил ложку и покашлял, прочищая горло.
– Нет, дружище, я не тот!
– Тот! – решительно подтвердил Комаров. – В деревне, дядя Коля, вас хвалят! Отец говорит, вы бывший десантник. А бандиты сыкляве. Исподтишка бьют. В лес не сунуться. Еще он говорит, что зря вы не убили тех троих. Другим бы не повадно было по чужим домам шарить. Дядя Леня был добрый!
Дети серьезно смотрели на Костикова. Во мраке теперь виднелся лишь абрис его одутловатой щеки и надбровная дуга вокруг глубокой черной воронки. Паша шмыгал и косился на друга. От свечи его длинные и густые, как у девчонки ресницы, казались огненными, а влажные зрачки рыжими. Хохолок Дениса торчал, как перья птицы.
Дети ушли вечером, осторожно выглянув наружу.
– Дальше что? – спросил Костиков. – Теперь тут сидеть – людям на смех! Мститель! – он выругался.
– Может, теперь твои проценты мозгами зашевелят! – вяло отозвался пилот. – А твой приемник побоится…
– Хватит трепаться! – раздраженно оборвал Костиков. – Убедил – твоя земля! Живи, никто не тронет! Слово даю! Что молчишь? Не веришь?
– Не верю! Не меня, так другого подомнешь!
– Ну, это ты в раж вошел! – отмахнулся Костиков. – Когда ствол в руке, такое случается! – он усмехнулся. – Решил, если пацаны тебя не выдали, так и власть плохая, и правда твоя? И если деревня тебе сочувствует, значит, заступятся? Нет, друг, ты для них свой, а я чужак! Вот и все! Люди чужую казнь любят. Для них потеха, устоишь ты против сильного, или нет? А когда устоишь, они спросят, а что, слепой нас в город на рейсовом автобусе повезет, магазин для нас откроет, чтобы за мелочью в центр не таскаться? Позовут меня! Люди силу любят, но не любят, когда им горло пережимают. Соблюди середку, и тебя будут боятся, и уважать!
– Да ты, прям, Макиавелли! – усмехнулся пилот.
– Ты, Кузнецов, хлопочи о себе! – сказал Костиков. – Тех троих ты не убил не из жалости. Себя пощадил, тюряги побоялся! Ты ж воевал. Смерть для тебя тьфу. Просто, продал тебя дружок, и не интересно тебе стало за него бодаться!
– С чего ты взял, что продал? Ты же об этом деле не слышал?
Костиков лег, заложив руки за голову.
– Выходит, все ты знал! Допекли Леньку так, что он себя поломал! Кишки вам за это выпустить мало. И тебе, и твоим процентам!
– Отважный ты мужик! – Костиков покривил губы.
– Бодягу развел! За город гордиться, проценты! – передразнил пилот. – Все проще, Костиков! Ты дорогу к усадьбе строишь через мою землю. А мне это не нравится! Были б мы ровня, ты бы со мной договорился. Но теперь, – Кузнецов похлопал по карабину, – ты благо людей приплел! Леню те трое именем твоих процентов убили, или твоим, уездный царек? Дорога – вещь нужная! – вздохнул Кузнецов. – Только к нашему делу, она отношения не имеет. Из хутора я не уйду. Пусть мой сын с детства воли попробует…
– Я же тебе слово дал!
– А если б мы поменялись, чего б оно стоило? Не-ет, обратно можно лишь одному из нас.
Детей с дороги разглядел Миронов: два бурых пенька на фоне иссиня черного ельника. Мальчики торопливо повернули с опушки. Лицо егеря заострилось, словно он выследил дичь. «Уаз» поскакал по кочкам через луг, по едва проступавшему проселку, разбрызгивая стайки белых бабочек, как пыльцу с ковра из цветов.
– Дались они тебе! – недовольный тряской пробурчал лейтенант в полевой форме. Днем на погон ему капнул дикий голубь. Решили не трогать, чтобы не извозить. Военный маялся. «Выходной! Хоть бы вечер спасти!» Но нужно было ждать грузовики и везти роту на ужин. – Грибники!
– Может и грибники! – на ухабе у Миронова екнуло в «требухе». Он весело матюгнулся и подмигнул лейтенанту. – Дело к ночи! С вечера изготовились!
На заднем сидении пожилой участковый Селиванов в летней рубашке придерживал фуражку. С его узких плеч погоны сползли вперед и торчали как крылья нахохлившегося грифа.
Детей настигли у чащи. «Уаз» лихо перегородил им путь. Миронов, выскочил и схватил мальчишку за воротник. Другой бросил лукошко и припустил. Но, увидев, что приятелю не вырваться, запрыгал поодаль.
– Ух, ты! – обрадовался егерь, его острый кадык прощупал кожу под горлом. Миронов снял фуражку, предплечьем вытер лоб и залихватски надел ее на затылок. – Денис! Папку ходил навещать! – Мальчик круговым движением хотел выскользнуть – он был на голову ниже, – но егерь его крепко тряхнул. – Сын бандита Кузнецова! – пояснил егерь. Военный вышел из машины.
– Сам бандит! – огрызнулся Денис и ткнул Миронова в челюсть. Егерь зло заржал, оскалив мелкие зубы с ржавым никотиновым ободками у десен.