Узник Лабиринта. Невеста чудовища
Шрифт:
Здесь было жарче, сменилась растительность. Сейчас дорога шла через лес, и скорость пришлось сбавить. Но это было даже хорошо, наконец появилась возможность толком рассмотреть хоть что-то.
Геста только и успевала вертеть головой по сторонам, разглядывая незнакомые деревья и диковинные яркие цветы. А какие тут были бабочки! Размером с небольшую птичку, яркие, с огромными глазами на крыльях. Удивительно красивые. Она таких никогда раньше не видела.
И девушка поневоле отвлеклась. Солнечный день, прекрасный мир, жизнь вокруг. Все это притупляло
«Не будет этого», – сказала себе Геста, до которой наконец дошли слова наставника: «Я верю в тебя. И ты должна верить." С Божьей помощью все получится.
А ближе к вечеру они въехали в первый большой город на границе Гелсартова царства.
Такой шумный и непохожий на Белор. И Геста опять вертела головой, не успевая рассматривать пестро одетых людей и диковинные белые дома с галереями и большими арочными окнами.
И все удивлялась, как им не холодно жить в домах с такими-то окнами, ведь там же, наверное, ужасные сквозняки. Потом поняла, здесь просто намного теплее, чем у них дома. При мысли о доме защемило сердце.
А вскоре они подъехали к какому-то большому зданию, размером с царский дворец в Белоре. Командир отряда сообщил, что ночевать сегодня они будут здесь. Внутри тут и вовсе все поражало воображение, такого богатства ей вообще не приходилось видеть.
Именно сейчас Гесте стало понятно, почему Фелиса все твердила, что войти невесткой в семью властителя Гелсарта великая честь. Но это не обрадовало, а скорее вызвало отторжение, стоило ей вспомнить, на чем держится его власть. И в первый раз девушка всерьез задумалась, какой же он, этот Зэйн – чудовище, женой которого ей предстоит стать?
***
Ее разместили в больших богатых покоях, прислали служанок. Она не очень понимала их гортанную речь, но среди прислуги, приставленной к ней, была одна старуха, которая владела языками и переводила. Под руководством этой старухи Гесту вымыли, помогли переодеться и накормили ужином. Платье, кстати забрали почистить, это было хорошо, за два дня пути оно успело изрядно пропылиться.
Перед тем как уйти, оставив Гесту в спальне, старуха отослала всех прислужниц. А когда осталась с ней наедине, низко склонилась и тихо сказала:
– Мы долго ждали тебя, дева Катх. Да благословит тебя Всевышний.
Это обращение к ней, как к какой-то царице откровенно смутило и вызвало недоумение. Геста попыталась было возразить, что ее зовут не так. Но старуха только улыбнулась, сложила руки на груди и вышла.
Ощущение, что люди вокруг знают что-то, чего не знает она, вызвало у Гесты странный осадок. Вообще, с тех пор как она сошла с Белорской стены в своем белом невестином плате, было много странного.
Во-первых, почтительное отношение к ней воинов Гелсарта. Перед ней склонялись, с нее прямо пылинки сдували. Это Геста еще могла понять, в конце концов, она невеста сына их властителя, хоть он и чудовище.
Во-вторых, странное имя.
Из рассказов Лесарта она помнила, что-то такое про царей древнего народа, основавших когда-то очень давно Оракул в Салиме. Народа уже нет, исчез, стертый с лица земли дикими племенами варваров-завоевателей. А Салимский Оракул стоит. Кажется, их звали Катхи.
Геста всегда думала, что это нечто вроде эпитета, имя нарицательное. Катх – провидящий истину. А теперь женщина назвала ее этим именем. Так странно. Какую истину могла провидеть она, дочь рабыни, выросшая на конюшне?
Интересно, узнай эти люди, кого им подсунули вместо царевны, смотрели бы на нее с тем же почтением?
Неловкое чувство, когда обманываешь всех вокруг. Девушка поморщилась, но она же не совсем самозванка, все-таки дочь царя, пусть и от рабыни. Вспомнились глаза отца в последние минуты там, на площади. Наверное, ей надо было как-то по-человечески попрощаться, сказать ему…
Но это уже в прошлом, а ей надо смотреть вперед. Думать о брате и остальных молодых ребятах, жизнь которых, возможно, будет зависеть от ее верных или неверных поступков. Поэтому ошибок допускать нельзя. Геста вздохнула, узнать бы еще, в чем могут заключаться ошибки. И попытаться понять, чего же от нее здесь ждут.
С этой мыслью она и заснула. В этот раз сны были сумбурные. Видимо, душевное смятение нашло отражение во сне. Потом она не могла толком ничего вспомнить, кроме странного ощущения, что она несется куда-то, а сердце замирает.
Но как известно, утро вечера мудренее. Проснувшись утром, девушка решила, что мучить себя загадками незачем, надо просто спросить. Тем более что эта старуха показалась ей доброжелательной.
Однако, как ни хотелось Гесте узнать больше, случая не представилось.
В ее комнату сразу набежала туча народу. Ее снова мыли, умащивали, кормили и обряжали. Прислужницы что-то говорили, что-то делали, и каждая точно знала свою роль в этом хорошо отлаженном спектакле.
А через час с небольшим, когда Геста уже была упакована в свое невестинское платье, явился командир отряда. И ей пришлось проглотить досаду и уйти, так и не переговорив наедине с той старухой.
В большом внутреннем дворе этого дома Гесту ждал кортеж. Когда ее подвели к богато изукрашенной закрытой повозке, Геста опешила, невольно ища взглядом коня, которому за эти два дня успела привыкнуть.
– Госпожа, сегодня вечером мы приедем во дворец властителя.
У нее сердце сжалось. А командир поклонился и добавил:
– И вы встретитесь с женихом.
С женихом. С чудовищем. Задышала глубже, словно можно надышаться впрок. Еще один день. Чтобы отвлечься, спросила:
– А остальные?
– Они тоже. Встретятся, – уклончиво ответил командир отряда, отводя взгляд, и подал ей руку, чтобы помочь подняться в повозку.
Мысли заметались. Как встретятся, что с ними будет? Ти! Вспомнились слова Лесарта, если он поедет с ней, у нее будет шанс.