Узник моего желания (Раб моих желаний, Побеги любви)
Шрифт:
Он всегда появлялся внезапно, не заботясь о том, чтобы подготовить ее к своему приходу. Как будто оторвавшись на минутку от более важных дел. Такое пренебрежение доводило ее до состояния, близкого к безумию. Теперь он долго ласкал ее, даже зная, что она уже готова принять его, распаляя до состояния, которое было для нее непереносимо. Он пробуждал вожделение такой силы, что она сама начинала молить его овладеть ею. И что же она вынесла из этого горького опыта. Новое ощущение своего тела. Сознание слабости своего, духа и плоти. Негодяй заставил ее желать его. И он отлично понимал это. В чем и заключается
Единственное, что поддерживало Ровену, — надежда на то, что она будет освобождена на третье утро. Это соответствовало бы принципу «око за око», который провозгласил Уоррик. В то же время ее охватывал ужас, когда она начинала думать, какую еще месть Уоррик готовит для нее, ибо она ни минуты не сомневалась в том, что он не полностью удовлетворен тем, что сделал. Ведь сказал же он ей, что ее жизнь отныне принадлежит ему в отместку за намерение Гилберта убить его, и в его глазах эта жизнь имеет малую цену. И еще Уоррик сказал, что отныне волен делать с ней все, что ему вздумается.
Нет, он не позволит ей уйти, по крайней мере до того, как Ровена родит ему ребенка. И если Уоррик захочет сохранить ребенка при себе, но удалить ее, вот тогда он ее отпустит или отошлет в одно из своих поместий. Но она не даст ему так обойтись с собой, хотя, с другой стороны — что она может сделать? Как противостоять ему при подобных обстоятельствах, когда она даже не знает, что принесет ей следующий день.
А следующий день предстал пред ней в облике Энид, принесшей ключи от ее оков. Ровена ожидала, что к ней явится сам Уоррик и сообщит ей, какие унижения ждут се теперь. Энид, естественно, не могла ничего сообщить по этому поводу. Зато она принесла Ровене пищу, а затем — одежду.
Новая одежда породила в Ровене первые подозрения относительно своей дальнейшей судьбы. Собственной одежды она лишилась сразу же по прибытии сюда, а принесенная — отнюдь не напоминала ту, к которой она привыкла. Рубашка и платье сделаны из домотканой шерсти, не слишком грубой, но о них никак нельзя сказать, что это тонкая работа. То была обычная одежда служанки из замка. Туника короче, чем могла позволить себе леди, но зато чистая и новенькая и принадлежала теперь Ровене.
Талию она должна теперь обвязывать ремешком из плетеных кож. В дополнение — толстый шерстяной плащ и простые матерчатые туфли. Но никакого белья. Ей предстояло надевать это прямо на голое тело. Одежда должна служить ей еще одним унизительным напоминанием об изменившихся обстоятельствах ее жизни.
Едва Ровена успела почувствовать, что ее руки свободны от оков, одеться и причесаться, Энид сделала ей знак следовать за собой. Служанка не могла сказать Ровене, что ее ждет, но она хорошо знала, куда следует ее отвести. Вскоре они уже входили в большой зал, и Ровена сразу же поймала на себе взгляд лорда, восседавшего за столом.
Солнечный луч, падавший из высокого окна, золотил темно-русые волосы Уоррика. Хотя время завтрака давно миновало, перед ним стоял поднос с едой и бочонок доброго эля. Он поглядел на нее без всякого выражения, просто окинул взглядом, и этот взгляд напомнил ей тот последний раз, когда Уоррик разглядывал ее обнаженной на своей постели.
Но все это позади, сказала она себе. Она сможет перенести все, что он уготовил ей, раз она смогла перенести
Какое-то движение произошло у него за спиной и отвлекло ее внимание. Она перевела взгляд в глубь зала и увидела, что там сидит группа женщин. Каждая из них занималась своей работой, но теперь все они остановились и жадно наблюдали за ней. Ровена не заметила их сразу из-за того, что угол зала, где они находились, погружен в полумрак, тогда как весь свет сконцентрировался на столе, за которым сидел милорд. Но теперь ее глаза привыкли к освещению, и она заметила, что многие женщины казались настоящими леди, некоторые очень молоды. Две самые юные хмурились, глядя на нее. Их манера хмуриться и их взгляды очень похожи».
Боже правый, на самого Уоррика! Значит, у него почти взрослые дочери. Впрочем, лицом они не очень походили на отца, их принадлежность к де Чевилам выдавала именно их манера хмуриться. Но это означает, что у него есть супруга. Но, с другой стороны, какая жена потерпит, чтобы ее муж насиловал другую женщину в их же собственных апартаментах? А, впрочем, разве супруга Уоррика де Чевила может хоть в чем-то ему перечить? Ровена могла лишь пожалеть женщину, которой достался такой муж.
А затем она с изумлением узнала одну из женщин, когда та поднялась со своей табуретки. Милдред! Как она могла здесь очутиться?
Радость поднялась в груди Ровены, залила краской ее лицо, и она сделала шаг вперед. Но Милдред подняла взгляд, посмотрев на Уоррика, а затем вновь уселась на табуретку, спрятавшись за спинами сидевших впереди нее женщин. Почему же она не сказала ей ни единого слова? Не поприветствовала ее взглядом? Ровена ничего не могла понять, но ей стало все ясно, когда она взглянула на Уоррика и увидела на его лице улыбку. Это еще своего рода месть с его стороны. Как он смог настроить Милдред против нее? Нет, это просто невозможно. Тем не менее, Милдред не хочет с нею разговаривать.
Радость в ее сердце сменилась сильнейшим раздражением. Ее унизило уже лишение привычной одежды, но лишить ее женщины, которая была для нее второй матерью!.. Она забыла о своем затруднительном положении, забыла, что Уоррик может опять швырнуть ее в темницу, наказать, наконец, убить ее.
Ровена проигнорировала предостерегающий жест Энид и пошла через весь зал к нему, остановившись прямо у края стола. Глядя на нее, Уоррик вопросительно поднял брови, как будто не понимая, в чем дело. Она наклонилась вперед и прошептала так, что мог слышать только он:
— Ты можешь лишить меня всего, что мне дорого, но весь остаток жизни я буду молить Бога о том, чтобы ты сгорел в аду, Уоррик.
Он ответил жестокой улыбкой, которую она так хорошо успела узнать.
— Что я слышу? И это говорит человек, который не менее моего проклят. Кроме того, я не давал тебе права обращаться ко мне по имени.
Она отшатнулась, не веря своим ушам. Только что Ровена прокляла его на вечную муку в аду, а его заботило лишь то, что она обращается к нему по имени. У нее перехватило дыхание, а он продолжал зловеще улыбаться.