Узники Тауэра
Шрифт:
Враги Сомерсета и Говардов стали его друзьями, и даже Рэйли прислал ему привет из темницы. Падение графа Сомерсета узаконило его влияние. Что ни день, Вильерс получал новые милости, почести и подарки – то титул, то место, то звезду, то замок, то поместье, то монополию. За неделю до представления в Кембридже его видели на скачках в полинялой черной куртке, а четыре года спустя он был уже пэром, бароном, виконтом, маркизом и графом и носил на себе восемьдесят тысяч фунтов стерлингов в виде жемчуга и бриллиантов, которые совершенно скрывали его богатейший костюм из шелковых и бархатных тканей. А в 1619 году должность лорда-адмирала и титул герцога Бэкингема поставили сына провинциального сквайра и горничной во главе
И это было еще мягко сказано. Бэкингем был не только глупым и расточительным королевским миньоном, но еще и поразительно невежественным человеком, жадность которого была ненасытна, а гордость доходила до безумия. При этом он, правда, нередко проявлял находчивость и решительность, не боялся труда и был искренне предан королю (он называл себя «собакой короля»). Его влияние на Якова было влиянием человека с бурным темпераментом и бесстрашным характером на человека более умного, но с колеблющимся умом и дряблой волей. Яков видел, как его мудрые глупости и политические фантазии в руках юного фаворита преобразуются в политическую действительность; благодаря самоуверенности Бэкингема король и себя чувствовал сильным. Якову его новый советник казался опорой трона, в то время как тот лишь все больше и больше раскачивал его.
После смерти Нортгамптона и падения Сомерсета Бэкингем решил добить старшую линию Говардов, главой которой теперь были граф и графиня Суффолк. Он сумел лишить многих их родственников чинов и мест. Леди Суффолк сперва недооценила нового фаворита, она смеялась над ним и считала его мальчишкой, который держится при короле до тех пор, пока Якову не надоест его красивая глупая рожа. Она решила подготовить замену Бэкингему в лице молодого Уильяма Монсона. Надушив и завив претендента, она учила его, как следует одеваться, как вести себя и что говорить. Прозрение пришло, когда Монсон получил королевский приказ не появляться более при дворе.
Затем один мелкий чиновник, уличенный в воровстве, дал показания, что лорд-казначей и его жена (то есть супруги Суффолк) ежедневно растрачивали казенные деньги. Лорда Суффолка призвали к ответу, и его объяснения были признаны настолько слабыми, что он немедленно был лишен должности, а для расследования его деятельности была назначена комиссия. Леди Суффолк не дремала: чиновник пал от руки наемного убийцы. Однако доказательства уже были добыты, и правосудие наложило свою тяжелую руку на Суффолков. Обвиненные в растрате и мошенничестве, они подверглись штрафу в тридцать тысяч фунтов и под караулом были доставлены в Тауэр. Впрочем, веселый и легкомысленный нрав Бэкингема сделал из Тауэра – грозной королевской тюрьмы, места пыток, отравлений и убийств – «угол», куда шаловливый юноша, игравший в правительство, ставил провинившихся взрослых. День страха на суде и неделя заточения в Тауэре были в его глазах достаточной карой для его врагов. Спустя десять дней Суффолки заключили с ним мирный трактат, по которому им было дозволено жить в их поместьях.
Сделав своего любимца могущественным, король хотел сделать его и богатым, но богатым за счет кого-нибудь другого. Лучшим средством для этого была женитьба на богатой наследнице, и вот Яков подыскал Бэкингему подходящую невесту – леди Екатерину Маннерс, единственную дочь графа Рутланда, наследницу древних титулов, громадных поместий и капиталов. Бэкингем подумал и о своих родственниках. Он был намерен каждого Вильерса произвести в бароны или графы, а каждую Вильерс выдать за богатого и знатного человека, что с успехом
Затем Бэкингем стал подумывать о собственном дворце на Темзе и выпросил у короля два дома, один из которых принадлежал лорду-канцлеру Фрэнсису Бэкону. Фаворит собирался снести эти развалины и на их месте возвести два великолепных дворца.
Йоркхауз был дорог Фрэнсису Бэкону по многим причинам. Это здание было не только его резиденцией как лорда-канцлера, но и домом, в котором он родился и провел детство; здесь он написал свои книги и выработал свои реформы. Сердце его решительно отказывалось расстаться с милым жилищем.
Бэкингем не понимал, как это кто-либо мог отказать ему в чем-либо. Йоркхауз принадлежал казне, и Бэкон пользовался им на правах аренды, которую со временем можно было просто перекупить. Но планы у архитектора были уже готовы, да еще какие планы – с садами, террасами, фонтанами, каких не видывала и Италия! Неужели для воплощения этого великолепия ему нужно ждать еще несколько лет? Его никогда не заставлял ждать и король, почему же его томит лорд-канцлер?
Вскоре при дворе все знали, что канцлер и временщик обменялись резкими словами по поводу Йоркхауза. Обиженный Бэкингем решил лишить упрямого канцлера печати.
Бэкон взбирался на вершину власти медленно. В царствование Елизаветы и первую половину царствования Якова он оставался в тени. Затем он связал свою судьбу с судьбой Бэкингема, и в 1618 году это сделало его лордом-канцлером, пэром, бароном Веруламским и виконтом Сент-Албан. Он лелеял благородные проекты реформ, для осуществления которых, собственно, и искал этих почестей, но его благие намерения так и оставались на бумаге, а желание удержаться в своей должности унизило Бэкона до сообщничества в худших злоупотреблениях Бэкингема. Время, в течение которого он владел государственной печатью, было самым позорным периодом позорного царствования Якова. Именно тогда был казнен Рэйли, во внешней политике Англия покорно плелась за Испанией, росли налоги в пользу короля, парламент не собирался, а Бэкингем пользовался бесконтрольной властью. Бэкон ограничивался протестами против безумных и зловредных актов и распоряжений, но даже эти слабые протесты раздражали его патрона.
Для обыкновенных смертных пост канцлера представлялся вершиной человеческого благополучия. Бен Джонсон только что воспел Бэкона как человека, «нить жизни которого парки сплели из самой лучшей и самой белой шерсти». Но в это самое время Бэкингем уже согнал над головой канцлера грозные тучи.
Против всех беспорядков Бэкон предлагал одно средство – созыв парламента. «Парламент – единственное средство исцелить недуг, – писал он, – свободный парламент, в котором король и народ помогали бы друг другу управлять государством, улучшали бы законы и очищали бы веру». Поэтому когда в 1621 году Яков после двенадцатилетнего перерыва созвал парламент, враги Бэкона отправились в округа для выставления своих кандидатур на выборах. Когда все места были заняты и роли розданы, комедия началась.
На парламентских выборах народ, как и ожидал Бэкон, высказался против монополий и привилегий. Но Бэкингем, его родня и клевреты как раз пользовались подобными льготами и не желали их отмены. Враги Бэкона предложили свое объяснение, почему пустеет государственная казна, обвинив суды в слабом собирании штрафов и пошлин благодаря корыстолюбию и взяточничеству лорда-канцлера. Тут же нашлись свидетели, показавшие, что давали взятки Бэкону.
В Англии существовал обычай, по которому канцлеры получали от истцов после выигрыша ими дела в суде королевской скамьи подарки. Бэкон, вероятно, принимал подношения от истцов, чьи дела еще не были решены, и хотя эти подарки, быть может, и не влияли на судебное решение, сам факт их приема был уже ничем не оправдываемым преступлением. Бэкон и не думал защищаться от обвинения.