Узурпатор ниоткуда
Шрифт:
Тут я заметил, что уже философствую вслух. Причем к моим устным размышлениям прислушивается в основном Майк, к слову, единственный некурящий в нашей компании. И как только он понял, что я обратил на это внимание, то быстро сделал вид, что его гораздо больше интересуют девушки за соседним столиком. Не считая Кежениса, Майк мне показался самым трезвым среди нас.
Я все же был не сильно пьян — по норме номер два (максимум в новой либо незнакомой компании). Есть еще номер один и номер три, но не в них пока дело. Дэйву коньяк шел не на пользу — физиономия его покраснела, опухла, и он тяжело дышал, хотя и дымил сигаретой как паровоз. Курт же набрался
— Расскажи ему про Африку, Дэйв, — вдруг произнес Фенглер.
— Про Африку? — переспросил командир. — Кое-что мы уже ему рассказали, правда, Андрей?
— Точно, — согласился я.
— Он не все знает, — настаивал Курт. — Он не знает даже, какие там страны.
— И правда, Андрей, — вдруг подал голос Кеженис. — Ведь не слишком хорошо, если ты ничего не знаешь о местах, где придется работать.
— Знаю, — немного обиделся я. — А где в основном придется работать?
— В Танзании, например…
— Столица — Дар-эс-Салам. В Танзании, насколько мне известно, раньше ориентировались на Советский Союз. Там строили социализм и колхозы, а после перестройки в нашей стране ввели у себя рыночную экономику. И вроде как не очень удачно, — сказал я, в первую очередь для литовцев.
Сказал, и стало неловко. Что я хотел доказать?
Робертас пожал плечами.
— А благополучные страны в Африке есть? — спросил Курт.
— Только не говори про ЮАР, — заметил Майк. — Не наша территория.
— Ну, Кения, например. Уганда, — не очень уверенно сказал я.
— Уганда… — почти мечтательно произнес Кеженис. — Самая лучшая страна во всей Африке. И самая чистая. Нетронутая природа… Заповедники с гориллами…
— Девушки со СПИДом, — в тон хозяину продолжил Дэйв. — Есть еще Малави, Ботсвана, Зимбабве — очень благополучные и безопасные страны… Но мы там тоже не работаем. К сожалению.
— Это Зимбабве-то? — удивился Майк. — Не ты ли говорил, что там черный расизм?
— Только по отношению к местным фермерам и бизнесменам, — усмехнулся Дэйв. — На их отстрел выдают негласные лицензии. А на приезжих — табу…
— А куда лучше не соваться? — опять спросил меня Курт. Экзаменатор, черт бы его подрал…
— Я слышал, что полный хаос и нищета остались только в Сомали и Бурунди, — сказал я. — В остальных странах вроде бы более-менее благополучно…
— В Эфиопии страшно, — вздохнул Дэйв. — Такой безнадеги нигде больше не увидишь. Жуткая нищета. Говорят, ООН выделяет каждому жителю пятьдесят долларов в месяц, но доходит только пять. Если по дороге проезжает машина, каждый, кто слышит, бежит к обочине и встает с протянутой рукой.
— В Руанде еще хуже, — возразил Фенглер. Там все скатилось к каменному веку и к дикарям. Экономики нет, транспорта нет…
— Уж где дикость, так это в Заире, — произнес Майк. — Наследники Мобуту и Кабилы рвут друг другу глотки и при этом не платят своим солдатам, а те грабят всех, кто попадется. Да и Судан тоже хорош. Там диктатура и расизм, потому и въезд в страну крайне не рекомендуется.
— Ерунда все это, — сказал Дэйв. — После Эфиопии я как раз проезжал через Судан. Машина ломалась часто, я много раз останавливался, но ничего страшного не заметил.
— Мы забыли Египет и Алжир. И вообще Сахару, — заметил Майк.
— Ты еще в Ливию загляни, — проворчал Курт. Это, Андрей, тоже не наши места, не забивай себе голову… Из того, где мы работаем, хуже Нигерии ничего нет…
— Чем тебе Нигерия не понравилась? — удивился Майк. — Люди вежливые, доброжелательные, не то что ангольцы. Правда, один раз я спросил у местного, попаду ли в центр города, если пойду по этой дороге. Он ответил: да, конечно! Я полчаса брел по жуткой окраине, весь перемазался в помоях, кое-как выбрался. Потом выяснил, что дорога вела в противоположную сторону. Мне случайно повезло встретить этого парня еще раз, так я его хотел стереть в порошок. Спрашиваю: «Ты почему мне сказал, что по этой дороге я попаду в центр?» А тот отвечает так вежливо и невинно: «Извините, сэр, но вы выглядели таким уставшим, и если бы я сказал, что дорога идет не в ту сторону, вы бы очень огорчились, а мне так не хотелось вас огорчать».
— Да брось, это же анекдот, — пробурчал Курт. — Я серьезно. Ты же видел их столицу. В Лагосе десять миллионов жителей, а весь город состоит из огромного моря совершенно одинаковых вонючих лачуг. Доехать никуда невозможно. Есть только маршрутные такси, но ни один шайскерл не знает города и ему приходится говорить, куда сворачивать, а он тычет пальцем то в одну, то в другую сторону и спрашивает: «Sorry, this left or this left?» И при этом несется с такой скоростью, что просто цум котцен…
— Ну и нечего было тебе по городу мотаться… Кого ты там искал?
Немец предпочел уйти от ответа. За столом стали обсуждать нравы тамошнего населения, причем так, что бедным африканцам, наверное, икалось в этот вечер на славу. Летчики убеждали друг друга в том, что уже и так казалось им прописной истиной: негры и арабы безумно ленивы, лживы и опасны. А уж бюрократы, каких ни в одной другой стране мира не найти, включая Россию и Литву, вместе взятые.
Дэйв рассказал о случае, который произошел с ним все в том же путешествии через три страны (какого черта, собственно, он ехал в такую даль на машине? — вдруг подумал я). По словам командира, к нему однажды подошел довольно опрятный молодой человек, который на хорошем английском начал рассказывать, как ему хочется продолжать обучение. Вот только беда — в местном университете так дорого учеба обходится… Негр не хуже цыганки умудрился заболтать Дэйва, да так, что тот неожиданно для себя самого дал парню целых пятьдесят долларов, а тут откуда ни возьмись полицейский. И спрашивает, с какой, собственно, целью ты, европейская морда, передал деньги сомалийскому террористу? И уже приготовил бумагу, подозрительно похожую на квитанцию — штраф, говорит, плати, тысячу долларов. Дэйв смекнул, что его «разводят», несколько раз предложил «полисмену» убраться ко всем чертям, а когда это не помогло, согласился пройти в участок, несмотря на угрозу немедленного ареста с последующим заключением. «Полисмен», сказав интернациональное «мазафака», тут же испарился.
— Фаулен швайнен, — проворчал Курт, уронив прикуренную сигарету на пол, — фухерн унд каотен…
Немецкая речь и характерная внешность штурмана словно магнитом тянули девушек из-за соседнего столика. Правда, их несколько озадачивали знакомые слова на русском языке, которые немец периодически бросал в адрес аборигенов, когда считал, что германские аналоги не в полной мере отражают черты характера африканцев.
Не знаю, не знаю… Не сталкивался я прежде ни с неграми, ни с арабами. Возможно, к лучшему, если верить летчикам. Но ведь в перспективе и мне предстоит тесное знакомство с тамошними жителями. Правы литовцы или нет, не могу пока утверждать. Но уже сейчас ясно одно — мне придется быть готовым ко многим сюрпризам.