Узы крови
Шрифт:
Она встречалась с директорами заводов и знакомилась с их семьями в таких больших городах, как, например, Бомбей, и в таких отдаленных местах, как, например, Пуэрто Валларта, и постепенно «Рофф и сыновья» начинал обретать новые очертания. Он уже не казался безымянной массой отчетов и статистических данных. Отчет с грифом «Гватемала» означал Эмиля Нуньеса и его толстуху-жену и их двенадцать детей. «Копенгаген» – Нилса Бьерна и его мать-инвалида, жившую в его семье. «Рио-де-Жанейро» – Александро Дюваля и воспоминания о прекрасном вечере, проведенном с ним и его прелестной любовницей.
Элизабет
И даже в телефоном разговоре была осторожной.
– Как дела?
– Не так быстро, как хотелось бы, мисс Рофф.
– Помощь нужна?
– Нет. Только немного времени. У меня тут возникло одно затруднение. Но теперь все в порядке.
– Хорошо. Если что-нибудь понадобится, звоните немедленно.
– Непременно. Спасибо, мисс Рофф.
Элизабет повесила трубку. Ах как бы ей хотелось подтолкнуть его, заставить шевелиться быстрее: ее время, с таким трудом, вырванное у банкиров, истекало. Ей позарез нужно было то, над чем работал Эмиль Джипли, но торопить его она боялась, понимая, что ничего этим не добьется. И потому она сдерживала свое нетерпение. Теперь она знала, что к тому времени, когда придется платить по векселям, опыты еще не будут завершены. И у нее возникла мысль выдать секрет Юлиусу Бадратту, привести его в лабораторию, чтобы он своими глазами увидел, что там происходит. И тогда банки не будут столь щепетильны в сроках.
С Рисом Уильямзом Элизабет встречалась почти ежедневно, иногда им приходилось работать вместе и по ночам. Они часто оставались одни, обедая в ее личной столовой в управлении или в ее элегантно обставленной квартире. Квартира размещалась в Цюрихберге, окнами выходила на озеро Цюрих, просторная, наполненная воздухом и светом. Элизабет как никогда чувствовала, что все больше попадает под обаяние неотразимой личности Риса, но было ли это взаимно, оставалось для нее загадкой. Он, казалось, не замечал, что она женщина. Всегда был с ней вежлив, почтителен и доброжелателен. Как старший товарищ, думала Элизабет, и почему-то это сравнение было ей неприятно. Ей хотелось опереться на него, посвятить его в свою тайну, но она знала, что должна быть осмотрительной. Не раз она уже почти решалась рассказать Рису о злоумышленнике, пытающемся саботировать концерн, но всякий раз что-то удерживало ее. Значит, еще рано это с кем-либо обсуждать. Далеко не все еще известно.
Элизабет чувствовала себя все более уверенной в своих силах. На одном из совещаний обсуждался новый фен для сушки волос, который плохо шел на рынке. Элизабет сама испробовала его на себе и убедилась, что по качеству он превосходил многие из имевшихся тогда в продаже образцов.
– Нам их возвращают из аптек партиями, – жаловался один из коммерческих директоров. – Никак не можем зацепиться. Надо, видимо, дать больше рекламы.
– Но мы уже и так превысили расходы на рекламу, – возразил Рис. – Необходимо искать другой выход.
– Надо изъять их из аптек, – неожиданно сказала Элизабет.
Все вопросительно
– Что?
– Они там слишком доступны. – Она повернулась к Рису. – Необходимо продолжить их рекламирование, но продавать их только в салонах красоты. Пусть они станут дефицитом, чтобы их невозможно было достать. Тогда к ним изменится и отношение.
Рис немного подумал, затем утвердительно кивнул и сказал:
– Неплохо. Попробуем.
Спрос на них вырос мгновенно.
Спустя некоторое время Рис поздравил ее с успехом.
– А вы, мадемуазель, не просто красивы… – сказал он, улыбаясь.
Значит, кое-что все-таки он начал замечать.
26. ЛОНДОН. ПЯТНИЦА, 2 НОЯБРЯ – 17.00
Алек Николз сидел один в сауне, как вдруг отворилась дверь, и в наполненную паром комнату шагнул мужчина, обмотанный полотенцем в виде набедренной повязки. Он опустился на деревянную скамью рядом с Алеком.
– Жарко, как у черта на сковороде, а сэр Алек?
Алек обернулся. Это был Суинтон.
– Как вы сюда попали?
Суинтон заговорщически подмигнул.
– Сказал им, что у нас здесь с вами назначено свидание. – Он посмотрел Алеку прямо в глаза. – Разве не так, сэр Алек? Ведь вы знали, что я скоро приду?
– Нет, – ответил Алек. – Я же ясно сказал: мне нужно время.
– Вы также говорили, что ваша маленькая кузина не станет возражать против свободной продажи акций, и тогда, мол, отдадите долги.
– Она… она переменила решение.
– Ну тогда заставьте ее снова переменить его.
– Я и пытаюсь это сделать. Вопрос упирается только в…
– Вопрос упирается в то, что нам надоело есть дерьмо, которым вы нас кормите. – Джон Суинтон придвинулся вплотную к Алеку, так что тому пришлось даже немного отсесть от него. – Мы хотим обойтись без насилия. Когда еще удастся заполучить другого такого покровителя в парламенте? Вы знаете, что я имею в виду. Но всему есть предел. – Он напирал всем своим телом на Алека, и тот отодвинулся еще дальше. – Мы оказали вам целый ряд услуг. Теперь ваш черед. Нам нужны наркотики.
– Но это невозможно, – сказал Алек. – Не могу. Не вижу никакой…
Вдруг Алек почувствовал, что почти прижат спиной к большому металлическому контейнеру, доверху набитому горячими камнями.
– Осторожнее, – сказал Алек. – Я…
Суинтон, захватив руку Алека, вывернул ее и поднес к раскаленным камням. Алек почувствовал, как на руке задымились волосы.
– Нет!
В следующую секунду рука оказалась прижатой к камням, он закричал от боли, корчась упал на пол сауны. Суинтон нагнулся к нему.
– Попытайся найти такую возможность. До скорого.
27. БЕРЛИН. СУББОТА, 3 НОЯБРЯ – 18.00
Анна Рофф-Гасснер не знала, как долго она сможет все это выдержать.
Она стала пленницей в собственном доме. Она и дети оставались в доме одни, если не считать приходившей к ним один раз в неделю уборщицы, в полной зависимости от Вальтера. Он уже не скрывал своей ненависти к ним. Однажды Анна сидела в детской и вместе с детьми слушала их любимую пластинку: