Узы
Шрифт:
Улыбаюсь этим двоим.
– Смотри, я могу и приревновать.
– Ты же знаешь, что мое сердце принадлежит лишь тебе.
Я качаю головой. Обожаю его. Хоть и говорю, что жалею, что он гей, но это не так. Он отличный человек, близкий мне по душе, он мне как брат. Я рада, что он у меня есть, и что он именно такой. Мы можем открывать свои души друг другу без опаски. Мы не испортим этого, внезапно влюбившись друг в друга или переспав по-пьяни. Интересно, что даже мой отец, относящийся к гомосексуалистам, мягко скажем, без восторга, отлично принимает Патрика. Хорошее притягивает хорошее.
Когда мой друг с моим отцом отправляются на рыбалку,
– Спрашивай уже то, что хочешь.
– Я думала, ты это не выносишь.
– А я думала, ты этого изо всех сил не замечаешь. Давай сейчас поговорим, пока я в настроении. Я готова. Я же знала, что это будет.
– Как ты, родная?
– Все хорошо. – Видя ее недоверчивый взгляд, добавляю, – Правда, хорошо.
– Ты ездила к Сэму?
– Разумеется. Встретила там его мать.
– Неужели? И как она? – Мама сжимает губы, но, не удержавшись, выпаливает, – Старая грымза
Я начинаю хохотать. Мама терпимо относится ко всем людям. Она может понять и оправдать любого человека и любой его поступок. Но миссис Ньюборн является, пожалуй, единственным исключением. Пересказываю беседу, что состоялась у нас после встречи на кладбище.
Мама передергивает плечами:
– Ты не поверишь в то, что я сейчас скажу. Но она права. Доченька, тебе нужно отпустить его.
– Я отпустила, – начинаю жалеть, что начала этот разговор.
– Ты должна быть счастливой. Тебе нужно встретить хорошего мужчину, выйти замуж, завести детей.
– Ма, счастье не обязательно должно заключаться лишь в замужестве и детях.
– Тебе нужна семья.
– А из этой вы меня уже выгоняете?
– Я о другом.
– У меня есть семья. У меня есть все, что мне нужно. На данный момент я не хочу ничего менять.
– Нельзя вечно прятаться в полиции.
– Что ты хочешь сказать? – Мама молчит. – То есть, по-твоему, я прячусь? По-твоему, я сбежала от своих проблем на эту работу?
– Я не это имела ввиду.
– А мне кажется, именно это. Ты знаешь, почему я пошла в полицию. Не прятаться. И моей жизни работа уж точно никак не мешает.
– Сын Дуайта спрашивал о тебе.
– Мама!
– Что? Он славный, ты ему всегда нравилась.
– Боже, я не ожидала, что мы скатимся до сватовства. Я в состоянии найти себе парня, если захочу. Поверь мне.
– Я волнуюсь за тебя.
– Я понимаю. И очень это ценю. Но у меня действительно все хорошо.
Мама долго внимательно изучает меня.
– Твоя сестра объявилась.
Меня словно обухом по голове стукнули. Я таращусь на маму и не могу осознать смысл сказанных ею слов. Мое сердце начинает громко и сильно ухать в груди.
– О чем ты говоришь?
– Джилл приезжала к нам.
– Это шутка?
– Какие уж шутки.
Перевожу взгляд на каминную полку, где стоит фотография со школьного выпускного. С нее на меня смотрят два одинаковых лица. Мое и моей сестры-близняшки. Джилл уехала на поиски славы и счастья десять лет назад. С тех пор о ней никто и ничего не слышал. Я пыталась разыскать ее через полицию, но никаких данных найти не удалось. Я чувствовала, что она жива, и, возможно, в порядке. Мы настолько смирились с ее отсутствием, что внезапное появление в родительском доме – по меньшей мере, шок. Она всегда была взбалмошной, но очень мягкой. Если принято считать, что один из близнецов плохой, а второй хороший, то в таком случае я как раз злой близнец. Мой характер более жесткий, непреклонный, я не считаю нужным нянчиться с людьми или делать то, что мне не нравится. А Джилл, наоборот, всегда была податливой, послушной, прилежной. Ее отъезд стал неожиданностью. Однажды утром она просто спустилась к завтраку с большой сумкой и сказала, что уезжает. Сказала, что не намерена тратить свою жизнь здесь. Я тогда уже жила в Нью-Йорке, поэтому попрощаться с ней шанса мне не представилось.
И сейчас она объявилась. Я продолжаю глазеть на маму.
– Когда она приезжала? Надолго? Что она сказала? Где она? Где была столько времени?
– Она побыла несколько дней и снова уехала.
– Что? Мама, почему вы сразу мне не позвонили?!
– Она просила этого не делать. Она выглядела ужасно и не хотела, чтобы ты видела ее такой.
– Боже, что за бред. Мама, расскажи все нормально.
– Она приехала посреди ночи. У нее из вещей лишь рюкзак. Она сильно похудела, осунулась, но волосы великолепны, очень длинные. Попросила остановиться у нас, разве мы могли ей отказать. Хотя мы были просто шокированы. Спала целые сутки, потом набросилась на еду так, словно не ела неделю. Погуляла здесь вокруг. Не разговаривала с нами. Лишь доброе утро и тому подобное. Просила не задавать ей вопросов, придет время, и сами все узнаем. Когда я звонила тебе, чтобы пригласить в гости, Джилл была еще здесь. Возможно, она услышала мой разговор с тобой, или услышала, что я сказала папе о твоем приезде, но на следующее утро она снова исчезла. Оставила лишь записку.
– Какую?
Мама достает из кармана теплой кофты клочок бумаги и протягивает мне. «Дорогие мама и папа. Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Простите. Д.» Я вновь смотрю на маму. Она заламывает пальцы, как всегда, когда сильно нервничает.
– Ты что-то еще хочешь мне рассказать?
– Нет, нет, – мама отвечает мне слишком быстро.
– Мама. Что еще? Не обманывай меня. Я должна знать все.
Ма смотрит в пол, как провинившийся ребенок, и не желает говорить. Во мне включается ее дотошность. Я узнаю, во что бы то ни стало. Внезапно ответ приходит сам. Служба в полиции неплохо приоткрывает завесу тайны над странным поведением людей.
Надеясь, что ошибаюсь, понижаю голос и задаю вопрос:
– Мама, она что-то стащила? – Мама робко кивает. – Что?
– Бабушкины бриллиантовые серьги. И сапфировую брошь.
– Твою мать, – я закрываю рукой глаза. – Это точно?
– Пару лет назад я перепрятала шкатулку с украшениями в вашу комнату. Видно, Джилл нашла ее. Когда она уехала, я зашла, чтобы прибраться там, а шкатулка лежала на полу. Все остальное на месте.
Шумно выдыхаю и тру переносицу.
– Она ничего не оставила? Никаких вещей? Еще записок? Чего-нибудь… – «для меня» мысленно добавляю я.
– Нет.
– Вы видели ее документы? Может, она сменила имя? Я не могла найти ее по базе данных.
– Нет, доченька.
Мне больно смотреть на маму, ссутулившуюся в течение этого разговора. Она всегда любила нас одинаково. И всегда учила относиться друг к другу с заботой и любовью. Не представляю, как тяжело ей дается то, что творится с Джилл. Она объявляется через десять лет молчания, просто отсыпается здесь, не потрудившись объяснить, в чем дело, а затем снова сбегает, прихватив семейные драгоценности. Вряд ли она взяла их на память.