Узы
Шрифт:
– Неужели нужно столько времени, чтобы сказать, что не пойдёшь с ним гулять?
Это поднимает во мне едва унявшееся раздражение.
– Мы поболтали немного
– Вы каждый день болтаете.
"Ты вообще никогда не затыкаешься".
– С тобой я тоже каждый день болтаю.
– Со мной ты общаешься так, словно это обязанность.
Я начинаю злиться, потому что он прав. Медленно кладу вилку, чтобы не запустить в него.
– Я устала и не намерена это выслушивать.
– Я думаю, тебе нужно сменить график.
– С какой стати?
– Ты
– И не подумаю. Этот график для меня удобен. С чего ты взял, что имеешь право принимать за меня такие решения?
– Но… – начинает он, но я резко встаю и выхожу из-за стола
– Спасибо за ужин.
– Ты почти не ела.
– Я сыта.
И речь не только о еде.
– Я в душ и спать. Ты остаешься? – спрашиваю насколько могу мягко, но надеюсь, что он откажется, обидевшись на меня.
Понимаю, что мои надежды пусты, когда он широко улыбается:
– Конечно, солнышко.
Меня подкидывает, как от удара током. Потеряв всякий контроль над собой, срываюсь от злости и кричу:
– Не называй меня так! Сколько раз я могу повторять?
Щеки Бо вспыхивают от обиды, и это меня тоже бесит. Каждый раз, когда это происходит, я жду, что он расплачется и встанет в угол. Выдыхаю, стараюсь взять себя в руки.
– Я же просила не называть меня так. Неужели я о многом прошу?
– Ты вообще ни о чем не просишь, – его голос дрожит.
– Бо. Тогда не сложно выполнить мою единственную просьбу. Ещё необязательно делать то, о чем я не прошу. Всё очень просто.
– Есть, мэм.
Короткая фраза обжигает меня и отрезвляет. Дело не в нем – дело во мне. Я должна извиниться, но меня разрывает от злости, и я боюсь открыть рот, потому что снова наору на него и наговорю обидных слов.
Молча ухожу в душ и долго стою под горячим потоком. Слезы бегут по щекам и кажутся холодными на фоне кипятка, в парах которого я стараюсь обуздать свои эмоции. Когда-нибудь это пройдёт. Когда-нибудь мне обязательно станет легче.
Зайдя в спальню в длинной футболке, обнаруживаю, что Бо уже лежит в моей кровати. Я спокойна, даже равнодушна. Злость прошла, я опустошена. Просто хочется спать. Возле кровати лежит Севен, он поднимает свою очаровательную морду и смотрит на меня красивейшими, почти человеческими глазами. Сажусь на пол рядом с ним и утыкаюсь носом в собачий затылок. Севен всегда чувствует моё настроение и реагирует соответственно. Сейчас спокойно сидит и ждёт, когда меня немного отпустит. Через какое-то время я поднимаю лицо, и он слизывает мои вновь выступившие слезы.
– Мой милый. Севен, ты лучший пес на свете. Ты ведь знаешь это?
Верный друг машет хвостом и ложится на свою подстилку. Перебираюсь на кровать и сразу оказываюсь заключена в объятия Бо. Вопреки всему, что я думаю обо всем этом, в окружении его тепла я успокаиваюсь. Снова чувствую себя живой. Может, поэтому я не могу отпустить его – потому что он напоминает мне, что я должна жить, что я нужна кому-то, что я не просто человеческая оболочка или робокоп. Судорожно вздыхаю, подумав о том, что занимаюсь самообманом. Дело не в Бо. На его месте с тем же успехом мог бы быть абсолютно любой человек. Я просто боюсь оставаться наедине с собой и своими мыслями.
Его руки скользят по моему телу и забираются под футболку. Мы начинаем целоваться, так нежно, словно он боится меня спугнуть. Чувствую себя Медузой Горгоной и испытываю стыд за свое поведение. Занимаясь любовью, он упивается мной, наслаждается, а я возвращаю свою надежду на лучшее. Может, даже веру в будущее. Вместе с оргазмом в мою голову врезается горькая правда – в моем будущем нет места для Бо. Засыпаю с мыслью, что завтра покончу с этим. Я не должна так с ним поступать.
***
На следующее утро мы с Патриком прогуливаемся и наблюдаем, как играют наши собаки. Я молчалива, поэтому он сам заводит разговор.
– Как прошел вечер?
– Даже не спрашивай. Я наорала на него, он обиделся, но остался у меня ночевать. Я хотела поговорить с ним сегодня утром, но, когда проснулась, он уже уехал на работу. И оставил мне завтрак. Представляешь?
– Наорала? За что?
– Он назвал меня солнышком, – раздраженно вздыхаю, – Я сто раз просила этого не делать.
– Вот черт. Он ведь не знает причины.
– И не узнает. Это не его дело. Он начал сильно меня раздражать, но не понимает этого. Видит, что я злюсь, но продолжает пытаться устанавливать у меня дома свои правила. А это бесит еще сильнее.
– Такими темпами ты скоро будешь орать на него за то, что он громко дышит. Что тебя держит с ним?
Я рычу от негодования, и собаки оборачиваются на нас.
– Ты слишком умен, Патрик. Ты копаешься в моих мозгах.
– Зато я делаю это бесплатно. Можешь идти к психоаналитику, и он скажет тебе то же самое, что и я. – Он останавливается, берет меня за плечи и поворачивает к себе. – Детка, я просто хочу помочь. Если я лезу, куда не нужно – так и скажи, я отвалю. Но я вижу, что ты мучаешь в первую очередь себя. Вешаешь на себя очередное чувство долга перед кем-то просто за то, что он милый. Поэтому важно, для тебя самой важно, чтобы ты разобралась, что именно держит тебя с ним.
– Я… не знаю. Чувство, что я кому-то нужна.
– Чушь! Ты нужна многим людям. Родителям, Севену. Мне, в конце концов. А как же все люди, которых защищаешь, когда работаешь?
– Это другое.
– Чушь. Что еще?
– Секс.
– Чушь. Ты говорила, он не затыкается даже в постели. К тому же, секс ты можешь получить и в другом месте.
Вздыхаю.
– Он заботлив.
– Чушь. Тебе на хрен не сдалась его забота. Он нарушает твои границы, а ты этого не хочешь.
Его слова как кнут хлещут меня. Он прав во всем. И я снова злюсь.