В 2112 году
Шрифт:
– Послушай, Харви, – резко сказал я, – ты сказал мне, что я могу брать от мира все, что мне нравится. Я не собираюсь отступать или портить дело бездумными сантиментами, но – дайте мне слово, что когда-нибудь вы вернете ее? Осмелюсь сказать, что я просто глупец.
Он повернулся ко мне и посмотрел на меня с любопытством и не без неприязни.
– О, я не знаю! – сказал он. – Что человек желает – то он и получает. Да, я верну ее. Я хочу, чтобы вы были полностью со мной, Браунлоу, и я не боюсь, что вы станете капризничать. Дайте мне слово не возвращать ее до тех пор, пока это не будет безопасно, и я покажу вам, как это делается.
Я дал ему
Я дал ему псиграфию леди Констанс. Он вставил ее в щель и включил синий свет. Было похоже, что она рыдает. Потом, видимо, я потерял сознание.
Когда я пришла в себя, Харви торопливо вывел меня на улицу, чтобы сделать еще несколько снимков; он запер свою квартиру и вышел с той же целью. Нужно было сделать достаточно, чтобы дезорганизовать всю администрацию, объяснил он, и прекратить хождения по домам, иначе нам ничего не светит.
Я пробыл на улице около часа, когда мимо проехали газетчики на велосипедах с пачками газет и возгласами: "Специальный выпуск! Уничтожение военного министерства и адмиралтейства. Исчезновение президента Франции и леди Констанс Харфорд. Две тысячи ученых арестованы!".
Другие выкрикивали: "Германский император предложил свою армию!".
Какие-то разносчики распространяли листовки, рекламирующие отправку многочисленных судов во Францию и специальных поездов в провинции. Обратные поезда должны были быть доступны "при восстановлении законного правительства или в течение четырнадцати дней после этого".
Я вернулся на квартиру в час дня, как и было условлено; по дороге мне встретились отряды полиции, уводившие лиц, заподозренных в занятиях наукой. Среди них я узнал профессора Рунтона, эксперта-электрика и химика соседа по дому на углу нашей улицы. Когда я дошел до самой улицы, то увидел, что она вся усеяна солдатами, а по домам ходят отряды. Офицер остановил меня и осмотрел фотоаппарат. Он позвал сержанта саперов.
– В этом аппарате что-то странное, – сказал он. – Вы ведь работаете в фотографическом отделе, Джонсон? Посмотрите на него.
Сержант отдал честь и осмотрел фотоаппарат, а затем и сделанные мною снимки.
– Это не фотография, сэр, – сказал он, – и я вижу позитив с изображением леди Констанс Харфорд.
Я носил его с собой для надежности.
– Она выполнена в виде вощеной карточки, а в газетах пишут, что она исчезла!
– Немедленно отведите его в управление, – сказал офицер. – Не теряйте ни секунды, – и они спешно потащили меня.
Я посмотрел в окно лаборатории – наша квартира находилась в нескольких шагах от дома – и увидел, что Харви снимает нас на камеру. Мне пришло в голову, что он "запечатлеет" нас, а затем уничтожит всю компанию – меня и всех остальных! Пластинка с леди Констанс исчезнет, и тогда он никогда не сможет ее восстановить, и она будет "продолжать жить", блуждая как бесплотный дух, пока не закончится срок ее жизни.
Кажется, на мгновение я сошел с ума. Я рвался на свободу, кричал, что знаю аннигилятора и все им расскажу, умолял их поспешить и схватить Харви, пока он не уничтожил всех нас.
– И леди Констанс! – кричал я. – И леди Констанс! Он не сможет вернуть ее без этого!
Я попытался выхватить псиграфию из рук сержанта, но полдюжины мужчин схватили меня и потащили за ноги, руки и талию.
– Кажется, мы поймали одного из них! – сказал сержант.
И тут сержант и люди исчезли из этого мира, а я с грохотом упал на тротуар. Это было на Сент-Джеймсской площади, недалеко от Кливленд-хауса. На тротуаре лежал мой "фотоаппарат" и футляр с готовыми пластинами. Не было и фотокарточки леди Констанс, которую держал в руках сержант. Я собрал вещи и бегом направился к нашим квартирам – они находились на Джермин-стрит.
Навстречу мне выбегали люди и кричали, чтобы я туда не ходил. Они кричали, что все поисковики, которые пошли в ту сторону, были уничтожены. Я пошел дальше, вошел в лабораторию и опустился в кресло. На данный момент мои силы были на исходе.
Харви посмотрел на меня с дружелюбной улыбкой, подошел к серванту и достал бренди.
– Это была тонкая работа, старик! – сказал он почти с нежностью. – Я случайно увидел тебя и сделал псиграфию. Конечно, я вырезал тебя, камеру и пластины, прежде чем уничтожить". Он налил себе бренди, тихонько булькнув. "Очень тонкая работа! Думаю, на какое-то время мы в безопасности. Я все утро составлял расписание поисковиков и уничтожил тысячи. В ближайшее время они сюда не сунутся. Давай, соберись и выпей. Через минуту все будет в порядке.
Это была тонкая работа, старик! – сказал он почти с нежностью
Я выпил бренди и опустился в кресло.
– Вы уничтожили псиграфию леди Констанс, – сказал я. – Мы не сможем ее вернуть.
С каждого "снимка" можно было сделать только одну псиграфию, так что дубликата у меня не было.
Он надул щеки и выдохнул. У него была такая манера, когда он думал.
– Я могу вернуть псиграфию, – медленно сказал он, – но я не знаю, где она может появиться. Призрак, скажем так, человека, который ею владел, может блуждать. Полагаю, он мог бы носить ее с собой. Не знаю. Он может уронить её в любой момент. Я действительно не знаю. Я вырежу её из групповой псиграфии и восстановлю отдельно. Съездите туда, где она исчезла, и посмотрите, вернется ли она именно там.
V
Я оставил его резать псиграфию удивительно тонкой пилкой и вернулся на площадь. Я стоял и смотрел на тротуар, где исчез сержант. Псиграфии не было, а потом она появилась!
К нему прилип кусочек кожи – мельчайший клочок ногтя и плоти. Пилка была не совсем точной. Псиграфия была слегка повреждена. Харви сказал, что это не повредит леди Констанс и не имеет значения.
– А теперь, – сказал он, – отложите ее на время. Когда-нибудь вы вернете ее, и тогда вы сможете предложить ей стать королевой половины мира!
– Вы милосердны к моей слабости, Харви, – сказал я и он рассмеялся, как обычно; но на этот раз в смехе была какая-то мягкость.
– Человек получает то, что он желает, – сказал он. – Мы потеряли полчаса – а это может привести к потере всей Земной империи – из-за женщины! Что ж, возможно, вам будет труднее управлять ею! Теперь, Браунлоу, мы не можем больше терять времени. В ближайшие день-два все решится, так или иначе. Давайте устроим военный совет.
Мы сели, раскурили трубки и стали обсуждать это противостояние двух людей по отношению к миру, как будто речь шла о повседневных делах.