В 2112 году
Шрифт:
Второй сюрприз случился, когда Доктор стоял у дверей прихода лицом к лицу со священником. Некоторое время ни тот, ни другой не могли обрести дар речи. Как Хэм и Джо, они заполнили часы своего активного детства шалостями и приключениями, никогда не предпринимавшимися поодиночке, и приобрели блестящую, хотя и незавидную, репутацию местных озорников еще до того, как они достигли подросткового возраста. Теперь Врач и Пастор стояли лицом к лицу, онемев, потому что старые воспоминания упрямо боролись с формальностью взрослых приличий.
– Джо! Джо! ты старый… – поперхнулся Уилтон.
– Хам! Ах ты, грешник!
Священник притянул его к себе и закрыл дверь, после чего обнял за плечи и исполнил нечто
Через некоторое время, когда они сидели за отбивной и бутылкой шабли в тихой комнате гостиницы, Уилтон рассказал отцу Джо историю дома.
– Среди экспериментов, заинтересовавших меня перед самым отъездом в Европу, – говорит он, – были те, к которым я приступил с наибольшим усердием, – связанные с удивительными свойствами недавно открытого минерала радия. По счастливой случайности я раздобыл очень небольшое количество этого бесценного вещества и попытался найти средство, с помощью которого можно было бы сделать воду или какую-нибудь другую среду радиоактивной, чтобы проверить лечебные свойства, которые ученые уже тогда начали приписывать радию. Сам минерал, как вы понимаете, не только слишком дорог, но и является слишком мощным агентом для прямого использования. Такое его применение, я полагаю, привело бы к язвам, жутким уродствам, безумию и смерти. Разведя его в воде до бесконечно малой пропорции, я решил, что вредоносные свойства этого вещества можно превратить в благотворные. Не желая доверять свои тайные надежды всенародному обсуждению и стремясь применить результат своих трудов наиболее эффективным образом, я приобрел старую массивную кровать, в боковины которой, сделав для этой цели углубления, вставил специально приготовленные флаконы с жидкостью, на практике окружая обитателя кровати тем, что, как я надеялся, обеспечит новое и эффективное лечебное воздействие.
Доктор Уилтон сделал паузу и, потягивая вино, пристально посмотрел на священника, на лице которого отражались противоречивые эмоции. На мгновение оба замолчали. Затем врач продолжил:
– Маленькую картинку, которую я купил во Флоренции в лавке редкостей, я повесил у изголовья кровати без всякой причины, просто потому, что мне показалось, что это подходящее место для нее. У меня не было никаких особых мотивов поместить ее туда, кроме желания украсить.
Он снова сделал паузу. Наконец отец Джо спросил,
– Вы уже побывали у Касседи?
– Я узнал дом еще до того, как вошел в него, – последовал ответ. – И кровать, и картина – мои.
– Вы говорите мне правду, Хэм Уилтон, или это один из ваших розыгрышей? – спросил отец Джо. – В историю о том, что картина – чудотворная реликвия, было трудно поверить, прости Господи, но в это еще труднее. Вы уверены, что ваша наука способна на это, что именно она творит эти исцеления?
– Нет, но…
– Подождите немного. Вы уверены, что эта картина не делает этого?
– Нет, но…
– Спокойно, спокойно! Вы не уверены ни в том, ни в другом. Возможно, "Сам" делает больше, чем вы думаете. Как бы то ни было, вы можете быть уверены, что Всемогущий Бог использует самые необычные средства для достижения Своих целей. Что вы хотите сделать? Сказать этим людям, что их вера ничтожна, и выставить их на посмешище перед соседями?
– Не так быстро, Джо, – ответил Доктор. – Вы хотите сказать, что будете строить веру на сомнениях, если не сказать больше. Разве ваша религия не достаточно велика и масштабна, чтобы устоять самой по себе – в одиночку, без подкрепления в виде…
– Лжи, вы хотите сказать, – горячо вклинился отец Джо.
Затем, спустя мгновение, его лицо изменилось. Благородное выражение вытеснило с лица собравшиеся там напряженные морщины, и он поднялся и взял своего друга за руку.
– Истина не нуждается во лжи, чтобы ее подкрепить, – сказал он. – Вы поставили передо мной трудную задачу, Гамильтон Уилтон; и очень уж не хочется говорить этим добрым людям, что они сами себя обманывали. Еще труднее будет, – добавил он с горечью, – сказать об этом епископу, но это нужно сделать. Это должно быть сделано.
Доктор крепко сжал протянутую ему руку.
– Исправь это, Джо. Что касается меня, то я не в силах это сделать. Если бы я рассказал об этом людям, они бы мне не поверили, и в конце концов… Кто знает истину?
1907 год
Венера
Морис Баринг
I
Джон Флетчер был перегруженным работой мелким чиновником в правительственной канцелярии. Он вел одинокий образ жизни, причем с самого детства. В школе он мало общался со своими товарищами и не проявлял интереса к тому, что интересовало их, то есть к играм. С другой стороны, хотя он был, что называется, "хорош в работе" и делал уроки легко и быстро, он не был литературным мальчиком и не интересовался книгами. Его привлекали всевозможные механизмы, и он проводил свободное время, занимаясь научными экспериментами или наблюдая за поездами, проходящими по линии Грейт Вестерн. Однажды он начисто лишил себя бровей, проводя какой-то эксперимент со взрывоопасными химикатами; его руки всегда были измазаны темными замысловатыми пятнами, а его комната напоминала комнату алхимика-медиума, захламленную ретортами, бутылками и пробирками. Перед окончанием школы он изобрел летающую машину (тяжелее воздуха), а неудачная попытка запустить ее на большой дороге стала причиной того, что он стал жертвой насмешек и издевательств.
После окончания школы он поступил в Оксфорд. Его жизнь там была такой же одинокой, как и в школе. Незаметный, неопрятный, испачканный чернилами и химикатами мальчик вырос в высокого, долговязого, неухоженного мужчину, который держался особняком, но не потому, что питал неприязнь или презрение к окружающим, а потому, что, казалось, был полностью поглощен собственными мыслями и отгорожен от мира барьером мечтаний.
Он хорошо учился в Оксфорде, а когда окончил его, поступил на государственную службу и стал клерком в правительственном учреждении. Там он держался так же замкнуто, как и прежде. Он делал свою работу быстро и хорошо, ибо этот человек, казавшийся таким неряшливым, обладал ясным умом и был, что называется, хорошим клерком, хотя его неизлечимая рассеянность то и дело заставляла его забывать о некоторых важных делах.
Его сослуживцы относились к нему как к чудаку и шуту, но никто из них, сколько ни пытался, не сумел познакомиться с ним поближе или завоевать его доверие. Они часто интересовались, чем Флетчер занимается в свободное время, чем увлекается, какие у него хобби, если они вообще есть. Они подозревали, что у Флетчера есть какое-то поглощающее его дело, поскольку в повседневной жизни он был похож на человека, который ходит как бы во сне и действует машинально и словно автоматически. Где-то в другом месте, думали они, при других обстоятельствах он непременно должен просыпаться и проявлять живой интерес к кому-то или к чему-то.
И все же, если бы они последовали за ним домой, в его маленькую комнату в районе Кентербери-Мэншнз, они были бы поражены. Ведь когда он возвращался из офиса после тяжелого рабочего дня, то не делал ничего более увлекательного, чем медленно перелистывать страницы книги, в которой были подробные чертежи и схемы локомотивов и других машин. А в воскресенье он садился на одном из крупных железнодорожных узлов и проводил весь день, наблюдая за проходящими поездами, а вечером снова возвращался в Лондон.