В августе сорок первого

Тарханов Влад

Все участники событий ЭТОЙ войны в один голос признаются: именно день третьего августа сорок первого года стал самым длинным днем в их жизни. В этот день началась война. Иосиф Виссарионович Сталин находился в своем рабочем кабинете. Курил. Почти беспрерывно — трубку за трубкой. Никого не принимал с полуночи. Без пяти минут три в кабинет пришли Молотов, Ворошилов, Вознесенский, Маленков, Микоян, Булганин и Каганович. Никто из них тоже не спал, и собрались в Сталинском кабинете почти что спонтанно. Ровно в три появился Берия, который отвечал за связь с пограничными округами. Он и доложил, что по всем признакам, действительно, все начнется сегодня. Директива № 2 была разослана в военные части заранее. Ровно в полночь по радио трижды был передан кодовый сигнал: «Над Москвою рассвет задерживается на три минуты». Командиры частей приграничных округов вскрывали пакеты с красной полосой. 1 августа в этих частях были отменены увольнительные. 2 августа весь командирский состав был на местах. При массовой эвакуации населения из западных областей СССР, прилегающих к границе (зоне строгого карантина), семьи красных командиров были вывезены в первоочередном порядке. Никаких проволочек с выдачей

оружия или боеприпасов быть не должно было: Одесский, Киевский, Западный и Ленинградский округа приводились в боевое состояние. Сигнал тревоги поднял в ружье гарнизоны военных баз в Прибалтике. Не спали моряки, флот находился в состоянии полной боевой готовности: в нейтральных водах болталась довольно внушительная эскадра немецких и финских ВМС, вышедшая, по официальной версии, на совместные учения. По авиационным частям был приведен в действие приказ перебазирования на полевые аэродромы. Надо сказать, что при подготовке к войне, в сорок первом году значительно увеличилось число часов учебных полетов непосредственно в частях. Уделялось внимание и такому элементу, как ночные взлет-посадка. И если взлет в ночное время не был реальной проблемой практически для всех летчиков ВВС, то посадка в темноте оставалась очень сложной задачей примерно для сорока процентов летчиков. Поэтому перелет на полевые и резервные аэродромы осуществлялся в две волны: сначала ушли те, кто мог уверенно совершить посадку в темноте, а немного позже в воздух поднялись те, кому садиться ночью было сложно. Они должны были кружить над запасным аэродромом до того времени, когда рассвет позволит совершить уверенную посадку, и только после этого садиться. В этом маневре не было ничего сверхизобретательного. В ТОЙ реальности, из которой пришел Андрей Толоконников, 22 июня 1941 года так приказал делать тогда еще начальник штаба Одесского военного округа генерал-майор Матвей Васильевич Захаров, он додумался. А в других округах не посчитали должным поломать голову над поставленной задачей. В ЭТОЙ реальности ничего подобного и быть не могло: приказ был точный и однозначный, маневр отрабатывался заранее, а на запасных полевых аэродромах был сосредоточен достаточный запас авиационного топлива, боеприпасов и запчастей. Этот «перелет» координировался из штаба ВВС, который был организован три месяца назад, взяв на себя управление всеми воздушными силами страны. Как ни странно, больше всего этому противилась группа летчиков во главе с Рычаговым, который до последних дней отстаивал концепцию «привязки» частей ВВС к конкретным полевым соединениям РККА начиная от корпуса и выше. И хоть кол на голове теши! Рычагов опять сумел нахамить всему высокому начальству, вплоть до Тимошенко, но от высказывания про «летающие гробы» мудро удержался, вспомнил предупреждение одного начдива, в итоге самого Рычагова понизили в звании, дали авиационный корпус, с понижениями должностей ушли в части и его сторонники, в том числе и «нейтральные» в этом споре Смушкевич и Жигарев, как сторонники смешанных авиасоединений, а к руководству ВВС пришла группа реформаторов, во главе с генерал-майором авиации Александром Александровиче Новиковым. В результате в РККА смешанные авиасоединения (вплоть до дивизии) исчезли как класс, только однородные: истребительные, бомбардировочные, штурмовые и транспортные полки, бригады и дивизии. Новиков считал необходимостью концентрировать основную массу авиации там, где она требовалась в первую очередь, рассматривая даже авиационную армию как единицу не постоянную, а переменную, отрабатывая маневр соединениями и логистику переброски крупных авиационных частей на большие расстояния, постоянно занимался улучшением технической и ремонтной базы авиации. Именно он настоял на том, чтобы истребительные части западных округов оставались на хорошо проверенных и изученных «Ишачках», правда, на которых установили пушечное вооружение. Хорошо освоенный И-16 с двумя 23-мм пушечками Таубина и одним крупнокалиберным пулеметом БС в умелых руках оставался кусачей «крысой»[1], чему немецким пилотам еще предстояло убедиться. А сейчас эти крысы одна за другой прятались от налета вражеской авиации.

В три часа десять минут в кабинете Сталина раздался звонок. Василевский сообщил, что наблюдатели отмечают признаки последней готовности: вражеская техника выдвигается к границе. Но первыми в войну вступили диверсанты. Те самые «специалисты» из Бранденбурга-800, которых массово забрасывали в СССР. Вот только многие схемы заброски пришлось менять на ходу: не было десанта из поездов на вокзалы Бреста (граница была еще на замке), не было забросов групп диверсантов самолетами (неожиданно кусачим стало приграничное ПВО, сбивающее любого нарушителя без предупреждения). Но цели и задания ученикам «учебного» полка Бранденбург остались такие же масштабные: захват переправ, уничтожение линий связи и командного состава РККА.

* * *

Окрестности Старого Самбора.

Лейтенант Абвера Отто Штраух был в последнее время вечно недоволен: с тех пор, как покинул милую его сердцу Германию, ему приходилось помотаться по всей Европе, в основном, недоразвитой Восточной, и небольшой эпизод — Франция, был всего лишь небольшим эпизодом. Больше всего Штрауху осточертела эта ненавистная Польша во время ее захвата, светлый промежуток — Франция, а потом опять отправили в Польшу для подготовки этого славянского контингента, который стоял герру Штрауху поперек горла. Отто Виллевич Штраух был родом из Виленского края, он был еще ребенком, когда там утвердилась Польша, вскоре вся его семья перебралась в Германию. Да, там было тяжело. Да, Германия выплачивала страшные репарации, но польские паны становились такими угнетателями, куда там русским! Немец в государстве Польском был человеком второго сорта! Ну ладно, эти, греко-католики, которые называли себя украми, нет, вот: украинцами, они-то да, люди второго сорта, с этим и спорить грешно, но они, представители великой германской нации! Удивительное дело, но выдавленные в Германию из окрестных государств и оккупированных победителями территорий немцы оказывались националистами куда как более ярыми, нежели жители самого Фатерлянда. Когда Гитлер и его партия стали воссоздавать армию, недавно прошедший солдатские курсы и подающий надежды Отто после ускоренного обучения

стал офицером, а потом попал в Абвер (туда срочно потребовались немцы, хорошо знающие польский и русский языки).

Ну вот и сейчас — к цели осталось не так много, а впереди показался блок-пост русских на подъезде к городку Старый Самбор. Так все хорошо начиналось. Видимо, с окончанием эпидемии, пограничники ослабили контроль, во всяком случае, на границе появились «окна», пусть и немного, но все-таки… Была возможность просочиться диверсантам, тем более с комфортом, как они, на грузовике. И до важного перекрестка оставалось всего ничего, и их цель — мосты у Самбора, до нее было рукой подать. А тут, такая неожиданная встреча! Шлагбаум, пулеметное гнездо, обложенное мешками с песком, несколько автоматчиков с этими их новыми автоматами, где вместо круглого диска прямой, как у немецкого МР, магазин. Начальник караула с пистолетом, направленным на машину. Все на посту тут же взяли подъехавшую машину на прицел. Документы у Отто были изготовлены наилучшими специалистами Абвера, весь его отряд был в форме НКВД, от которой обычные рядовые РККА должны сразу же впасть в «бледный вид», как говорил один из членов его команды. Отто браво выскочил из кабины грузовика, одергивая чуть смявшуюся форму. Он не глядя знал, что в его отряде оружие было наизготовку и несколько гранат готовы к броску, если хоть что-то пойдет не так, или он подаст знак.

— Спецотряд НКВД! Едем по спецзаданию! Срочный приказ! Не задерживать! — выпалил Отто прямо в лицо старшему поста, который оказался, тем не менее, безучастен.

— Назовите себя, предъявите документы! — голос начкара казался глуховатым, может быть, немного простуженным, в такую-то жару? Отто молча протянул удостоверение и даже не успел удивиться тому, как в его тело впились пистолетные пули аккуратной такой линией — все в грудь. В этот же момент и пулемет, и автоматчики открыли огонь по машине, кто-то, скрытый кустарником, метнул в машину гранату, после чего все было кончено. Из диверсантов всего двое были ранены, их тут же без сантиментов добили.

Ларчик открывался просто: во вскрытых в полночь пакетах был приказ открывать по отрядам НКВД в старой форме и при предъявлении удостоверений старого образца огонь на поражение без разбора и предупреждения. Командирам и политрукам провести с бойцами разъяснительную работу. Что за новая форма? В приграничных округах все части НКВД были предупреждены 30 июля о вскрытии спецпакетов в ночь с первого на второе августа. Все части чекистов были собраны на своих базах заранее. Открыв объемистые свертки, проверенные чекисты обалдели: там были удостоверения нового образца (в два раза уже, чем те, которые были) и… погоны! Был зачитан приказ по НКВД, в котором говорилось о введении новых знаков различия в частях внутренних дел, как первом этапе введения новой формы в РККА, ну а дальше про преемственность, боевые традиции и все, к этому прилагающееся. За сутки в новые удостоверения проставили печати и вклеили фотографии (пока что безпогонные), после чего предупредили о приказе открывать огонь по диверсантам, которые будут одеты в старую форму НКВД и со старыми удостоверениями.

Это был самый большой провал Абвера, когда потери его диверсантов превысили восемьдесят процентов личного состава! Выжили только самые осторожные, которые сумели выяснить обстановку, взять языка, получить важную информацию и сообразить, что им делать нечего, либо самые тупые, которые умудрились заблукать[2] (несмотря на наличие местных кадров) и остались в стороне от главных событий. В любом случае, поддержка Абвером наступления Вермахта в виде захвата важных мостов (везде), повреждения связи (в меньшей мере), диверсий (кое-как) была минимальной. На несколько месяцев Абвер практически выбыл из игры, в условиях планируемого блицкрига не было смысла делать ставку на агентурную работу в тылу противника из-за того, что тыл должен был очень быстро превращаться в оккупированную территорию и основной упор делался на диверсионно-разведывательную деятельность в ближайшей полосе вероятных событий. А на осознание того, что правила игры изменились, что нужна подготовка агентов другого класса и уровня подготовки ушло какое-то время. А потом этих агентов надо было еще и подготовить! А это еще время и средства, что оказалось во внезапном дефиците.

* * *

Кремль. Кабинет Сталина. 3часа 22 минуты.

В кабинете неслышно появился Поскребышев, который передал вождю папку с несколькими документами. Иосиф Виссарионович пробежал глазами несколько строк в каждом из них, документы были короткими, напоминая оперативные донесения.

— Зашевелились, паршивцы! — прокомментировал хозяин кремлевского кабинета прочитанное. Он набил табаком очередной раз трубку, но на этот раз не закурил, а произнес:

— Из Белоруссии и Украины сообщают об активации диверсионных групп. Во многих местах повреждены линии связи, были совершены попытки захватов мостов и железнодорожных станций.

— Товарищ Сталин, наверное, надо решить окончательно с созданием Государственного Комитета Обороны. — Молотов посмотрел на часы. Думаю, что ближайшие полчаса ничего не решат, не будем терять времени. Надо окончательно распределить функции между участниками ГКО.

— Правильно считает товарищ Молотова, товарищи. Не будем терять время на ожидание того, что уже происходит. Есть такое мнение, что Государственный Комитет Обороны — это орган чрезвычайного управления страной в условиях немецко-фашистской агрессии. Было предложено включить в состав ГКО товарищей: Сталина, Молотова, Берию, Маленкова, Ворошилова, Тимошенко, Вознесенского, Кагановича.

Сталин сделал паузу, как бы взвешивая слова, после чего продолжил:

— Есть мнение дополнительно включить в состав ГКО товарищей Булганина и Микояна. Есть ли еще какие-то предложения?

— Есть предложение назначить главой ГКО товарища Сталина, а его заместителем товарища Молотова — подал голос с места нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия.

Почти час члены уже созданного чрезвычайного руководства СССР занимались распределением должностных обязанностей. На восемь часов утра было назначено совместное заседание Совнаркома, Политбюро ВКП(б) и Президиума Верховного Совета СССР, на котором создание ГКО приобретет окончательно вид закона. Вторым по срочности делом было решено провести создание Ставки Верховного командования, а также назначение товарища Сталина председателем Совнаркома и наркомом обороны СССР.