В августе сорок третьего
Шрифт:
Аплодисменты, которые прерываются рукой вождя.
– Второе условие: наличие желания народных масс строить новое общество. И с ним связано третье условие: наличие партии, вооруженной передовой теорией и готовой вести народные массы в светлое будущее! А вот с третьим пунктом есть свои сложности, товарищи. Особенности нашего современно мира в том, что в результате прихода к власти в странах Европы фашистских сил, коммунистические партии подверглись разгрому, а наших соратников просто физически уничтожали. Более трети узников концлагерей, замученных в фашистских застенках во всем мире – это наши товарищи, верные борцы за светлое будущее. Такой удар по коммунистическому движению был плановой акцией мирового капитализма! Это была попытка задушить коммунистическое движение во всём мире, и она провалилась, товарищи!
Бурные аплодисменты, переходящие в овации.
– И нам этот факт слабости коммунистических сил в странах мира необходимо учитывать. Можно просто набрать в новые компартии людей с улицы, основываясь на классовом
Бурные аплодисменты.
– Сейчас нам предстоит учить социализму других товарищей, продолжая учиться самим. Наша задача стала сложнее, но, в тоже время, масштабнее, намного масштабнее стала наша задача обучения, товарищи!
Опять бурные аплодисменты. Сталин почувствовал, что надо дать людям сбросить вал эмоций, он спокойно выждал, когда эти рукоплескания затихнут сами по себе, после чего продолжил:
– Нам предстоит обучать новых коммунистов, создавая костяк идеологических структур, которые будут контролировать построение социализма, нам надо будет воспитать армию пропагандистов, которые будут обучать местное население и проводить в жизнь нашу идеологию, товарищи. И это будет опора на местные кадры, которые пройдут обучение у нас и нашими, советскими, людьми! Нам предстоит тщательно изучить условия и создать наилучшие рецепты построения социализма в каждой отдельной стране мира! Это грандиозная задача, сравнимая только с мировой революцией – создание Мировой Системы Социализма! Я хочу закончить речь цитатой нашего бессмертного вождя и учителя: «Мы придём к победе коммунистического труда!» Мы обязательно придём к этой победе, товарищи!
Под непрекращающиеся овации Сталин покинул трибуну партконференции.
Глава двадцать вторая. Попытка переворота
Москва. Кремль. Кабинет Сталина
8 ноября 1943 года
«Решатся или не решатся? Вот в чём вопрос!» – Иосиф Виссарионович позволил себе немного отдохнуть после тяжелой речи на партконференции. Он потратил на выступление очень много моральных сил, выложился, даже удалился в комнату отдыха во время речи Маленкова, ведь что скажет партийцам его верный соратник, генеральный секретарь партии знал, там каждая запятая и пауза были утверждены им лично. Георгий ему предан, да, но попаданец прав, на первую роль он не тянет. Исполнитель. Очень ответственный, серьезный, но… Сталин подошел к сейфу, где прятал всего одну папочку: самую секретную в государстве. Тут были личные дела тех, кого он наметил в свои наследники. Была одна фамилия, которую он хотел бы там видеть, но… нельзя, пример Кромвеля и Богдана Хмельницкого был ему хорошим предостережением. Если сын правителя не готов к власти, то будет беда всему государству. Василий не был готов… Упустил сына! Был слишком занят. И нельзя сказать, чтобы у Васи не было никаких данных, нет, юношеские шалости, это такое, что проходит… с возрастом. Задумался еще, и окончательно сделал вывод, что был прав. Искать надо было совершенно в другом круге лиц. Не попал в эту папку Ворошилов, как совершенно несамостоятельная фигура, Берия, ну, в этом опять-таки заслуга Виноградова.
Поскребышев прервал размышления Сталина, сообщив, что «они пришли». Спрятал папку.
– Зайди!
Поскребышев вошел в кабинет вождя.
– Сколько их, все по списку? – поинтересовался у бессменного секретаря.
– Девятнадцать.
– Вот как? Давай, пройди, посмотри кого нет.
Иосиф Виссарионович выложил листок со списком из двадцати одной фамилии на стол. Поскребышев, блеснув на мгновение абсолютно лысым черепом, склонился к столу, быстро вычеркнул четыре фамилии и вписал две.
– Вот как… интересно. И этот что тут делает? Очень интересно получается, товарищ Поскрёбышев,
В кабинет вошли восемнадцать человек, среди них были руководители всех республик, кроме Белоруссии и России, несколько их замов, неожиданностью было присутствие Александра Сергеевича Щербакова, первого секретаря Московского горкома уже КПСС (партконференция приняла соответствующее решение). Его точно быть не должно было. Интересно, как его убедили присоединиться к комплоту? Вслед за заговорщиками в кабинет вошли пятеро охранников, сразу занявших правильные позиции. Кто их знает, могут и бросится, с этих озверевших волков станет! Особенно когда власть из рук вываливается. При появлении охранников товарищи-заговорщики заметно потеряли свой пыл, но в их рядах чувствовалась решимость, столь хорошо известная Иосифу Виссарионовичу. Они будут идти до конца! Вот только кишка у вас, господа-товарищи тонка, нет той стальной закалки как у ленинской гвардии. Расселись, это хорошо. Плотная толпа – это плохо. А так, когда каждый занял своё индивидуальное место, справиться легче будет. Распалась волчья стая! На острие выдвинули молодого (ему в феврале исполнилось тридцать пять) первого секретаря Украинской партийной организации Алексея Илларионовича Кириченко. Этот человек был очень близок к Хрущеву, имел довольно скандальный характер, был груб, не терпел возражений со стороны подчиненных и сослуживцев, но угодлив и предупредителен по отношению к начальству. Он уже сильно располнел, любил поесть, особенно поспать, хотя пока что это была полнота крупного мужчины, не заплывшего еще жиром, каким он стал в последующие годы. Во время войны Алексей Илларионович входил в состав военных советов армий и фронтов, где сумел побить горшки не только с генералами, но и с самим Рокоссовским. Тем не менее, партийная организация Украины, где оставалось влияние хрущевцев, постоянно выталкивала Кириченко на первые роли. С ним была самая большая группа поддержки: Леонид Романович Корниец и Демьян Сергеевич Коротченко. А вот второго секретаря ЦК КПУ, Леонида Георгиевича Мельникова в этой компании не было. Мельников воспринимался хрущевцами как назначенец Москвы, часто конфликтовал с Кириченко, но обладал достаточно стойким характером. А вот присутствие второго секретаря Ленинградского обкома КПСС, Алексея Александровича Кузнецова было для Сталина ещё одним неприятным сюрпризом. Он рассматривал Кузнецова как перспективного товарища, возможного преемника, правда, прочитав справку Виноградова о Ленинградском деле, отбросил эту кандидатуру, теперь убедился в том, что правильно сделал.
– Что скажите, товарищи? – спокойно произнес Иосиф Виссарионович, как только заговорщики расселись по местам. Очень многим из них придется вскоре поменять начальственные кресла на менее удобные места в заведении Берии. А вот и он звонит, легок на поминках.
– Одну минутку, товарищи.
Сталин поднял трубку. Без крайней необходимости Лаврентий не стал бы звонить.
– Слушаю.
– Товарищ Сталин тут ко мне пришли четыре товарища. Из вашего списка. Сейчас поют оперу. Я выделил самого надежного человека. – в голосе наркома звучали нотки торжества, он уверял вождя, что этот заговор не будет таким уж всеобъемлющим, по сравнению с трагедией тридцать седьмого.
– Хорошо. Продолжайте.
Сталин повесил трубку телефона. Теперь всё стало на свои места. Не так уж едины были эти господа-товарищи. Хорошо! У кого-то инстинкт самосохранения оказался на высоте. Они сделали правильный выбор. Жизнь сохранят. И работать будут, пусть и не на таких ответственных должностях.
– Итак. Товарищи, вернемся к вашим баранам, точнее, вашим вопросам. Что привело вас в мой кабинет в столь позднее время?
Кто начнет разговор, кто играет тут главную скрипку? Нет, этот человек промолчит, думаю, спикером они выбрали Кириченко, вот как надулся, покраснел, собирается, решительность накачивает! Вот же точно бычок на скотобойне! Такой же тупой и такой же агрессивный. Он и начал разговор.
– Иосиф Виссарионович, нас всех встревожил ваш новый курс на преуменьшение роли нацобразований, это ведь полнейшее изменение той национальной политики, которую вы же и отстаивали, как нарком по делам национальностей! Мы ведь еще не закончили формирование наших национальных идентичностей (У! какое слово из себя выдавил, хорошо готовился к разговору, удивил), а говорить о том, что сформирована уже такая идентичность, как советский народ, это несколько преждевременно. Мы считаем, что рано демонтировать ленинскую систему советских республик. Это вызовет ненужные волнения в народе, да и в партийных организациях. Слишком похоже на воссоздание старого имперского губернского управления страной.
В беседу вступил Кандит Нестерович Чарквиани, руководитель советской Грузии. С этим партийцем, которому Сталин доверял, потому что тот был человеком Берии, мингрелом, Иосиф Виссарионович уже всё решил. Молодой и рьяный Акакий Иванович Мгеладзе уже начал раскапывать в республике то, что в его время стало «мингрельским делом». Вот только сейчас Сталин не допустит ошибок своего времени. На Берию нужен очень короткий поводок надеть, стал в последнее время слишком уж самостоятельным. И предупреждал же Лаврентия, не лезь на первые роли, не лезь! Эх! А Чарквиани, наконец, набрал в легкие долю решимости, вот, посмотрел на свою «группу поддержки» в лице молодого Саши Мурцхилава, руководитель абхазских коммунистов, нет, надо там эту мингрельскую братию к ногтю прижать, и выдавил из себя: