В Августовских лесах
Шрифт:
– Бабуся, а можно мне до тебя зайти?
Ему пошел уже четвертый год, он понимал, что обидел бабку, и не знал, как ее расположить к себе.
– Нельзя ко мне заходить, - раздался из окна голос Франчишки Игнатьевны.
– Раз ты бранишься, так уходи домой. А как только приедет папа твой, я ж ему все про тебя расскажу, какой ты есть озорной мальчишка!
– А когда приедет папа?
– спросил Костя.
Каждый день ему говорили, что скоро должен приехать папа, но он все не ехал, и мальчик теперь в каждом военном пытался узнать своего отца.
Вдруг
Из машины сначала вылез один военный, высокий и плечистый, с большим пистолетом, затем второй, пониже ростом, в зеленой пограничной фуражке. Костя уже много видел военных за последние дни, не раз они катали его на своих машинах, и он теперь сторожил каждый звук мотора.
– Ты чей, мальчик?
– присев на корточки и тревожно всматриваясь темными, блестящими от радости глазами, спросил военный с погонами артиллериста.
– Мамин и бабушкин, да еще немножко тетин да дедушкин, - охотно ответил мальчик.
– А как твоя фамилия, мальчик, и как тебя зовут?
– Да я ж Костяшка Кудеяров!
– с особым ударением на букву "р", смело ответил мальчик.
– Сын!
– закричал артиллерист и подхватил ребенка на руки.
Стоявшую поодаль Франчишку Игнатьевну как ветром сдуло. Лейтенант-пограничник только заметил, как мелькнули ее башмаки на деревянной подошве и она скрылась в саду.
– Ты знаешь своего папу? Знаешь?
– ничего не видя, кроме этого черноглазого мальчика, выкрикивал большой Костя.
– Знаю папу. Вот он, мой папа!
– растерянно тыча пальчиком в лоб обласкавшего его офицера, с довольной улыбкой проговорил мальчик и робко прислонился к его горячей щеке.
Прижав руки к груди, у садовой калитки уже стояла Галина и не могла двинуться с места. Из-за ее плеча, чуть пониже ее ростом, выглядывала стройная темноволосая девочка с грустным красивым лицом. Тут же стояли Франчишка Игнатьевна и Осип Петрович.
– Ну, Костяшка, а где наша мама?
– продолжая целовать сына, спросил Костя.
– Ах ты, маленький!
– Нет, я уже большой! А мама, - вот она, мама!
Не успел Кудеяров оглянуться, как Галина повисла на его плече и сильной рукой вместе с сыном обняла за шею. Высокая, гибкая, она прижималась мокрой щекой и целовала то большого, то маленького Костю, забыв, что рядом стоят Франчишка Игнатьевна, незнакомый лейтенант и мать. Ей как-то странно было видеть крутоплечего офицера в погонах с двумя просветами, со строгими под глазами морщинками. Не было прежнего молоденького лейтенанта в начищенных до блеска сапогах, не было и прежней девчонки Галины, - казалось, что только сейчас она выросла на ее глазах вместе с этим загорелым офицером и черноглазым лобастым мальчишкой,
Кроме Галины и сына, Костя тоже никого не видел, слышал только ее ласковый шепот и чувствовал ее горячее дыхание.
– Папка, у тебя волосы колючие, - напомнил о себе маленький Костя, теребя отцовский чуб.
– А у тебя не колючие?
– спросил Кудеяров, поглаживая гладко остриженную головенку сына.
– У бабушкиного порося вот так колючие!
– ответил мальчик и заставил всех рассмеяться.
Отдельно, в сторонке, стояла Оля. Она вскидывала большие серые глаза то на Костю, то на лейтенанта в зеленой фуражке. Детская память отыскивала знакомые черты этого лица и находила их, но еще не могла подсказать, где она видела его.
Кудеяров заметил Олю и шагнул к ней.
Он понимал, о чем она сейчас думала. Поздоровавшись с Олей, Кудеяров представил лейтенанта.
– Новый начальник пограничной заставы лейтенант Павлов. Ты, Оля, помнишь сержанта Павлова?
– Немножко помню, - ответила Оля.
– Он служил на соседней заставе.
– Должна помнить!
– Павлов шагнул вперед, протянул руку ей, потом подошедшему Осипу Петровичу.
– Вот и опять встретились, - заметила Франчишка Игнатьевна, искоса посматривая, как Павлов тискал в своих крепких руках щупленькое тело Осипа Петровича.
– Что ж, придется снова коровку доить да молочком поить...
– добавила Франчишка Игнатьевна.
– Подоим, матка, подоим! Давай-ка крынку бери да новую кашку вари! Гости дорогие! Не ветерок попутный занес, а сами издалека, издалека пришли, - взволнованно проговорил Осип Петрович.
В это время налетел порывистый ветер, закрутил под ногами слабые, раньше времени упавшие с деревьев листья и начисто вымел их со двора. Качнулась молодая рябина под окном Франчишки Игнатьевны и зазвенела своими красными недозрелыми ягодами. Сидевшая на вершине птичка вспорхнула и полетела куда-то в вышину, где кружились серые курчавые облака.
"Вот так и моя птичка скоро улетит", - посматривая на оживленно разговаривавшую Олю, подумала Франчишка Игнатьевна.
Так этому и суждено было случиться.
Спустя несколько дней Оля жала серпом на берегу канала траву для коровы и не заметила, как к ней тяжелой, разбитой походкой подошла уже немолодая, повязанная синим платком женщина и, остановившись, спросила:
– Ты не скажешь, девушка, как мне пройти в село Вулько-Гусарское. Мне надо видеть семью Августиновичей...
Женщина нервно поджала сморщенные губы и, чтобы не показать, как они дрожат, закрыла их платком.
От сильного напряжения она покачивалась, словно пьяная.
– Гусарское туточки рядом, - певуче, на белорусский манер ответила Оля.
– А зачем вам Августиновичи? Я из их семьи...
Оля повернулась к ней лицом и стала пристально рассматривать утомленную женщину со знакомыми, поблескивающими от слез глазами.
– Ты меня не узнаешь, доченька?
– стараясь проглотить слезы, совсем задыхаясь, спросила женщина.