В бесконечном лесу и другие истории о 6-м «В»
Шрифт:
Нашлась и Мария Ивановна. Ей было сейчас восемьдесят два года, и жила она во Пскове — каких-то шесть часов езды на автобусе!
Восемьдесят два года… И тут даже у них, у яростных следопытов, появилось на какое-то время сомнение: «Может, не говорить? Только зря разволнуем человека!» Чтобы не затевать в команде долгих дискуссий, Димка пошёл к Тамаре Густавовне. Она, как обычно, на свой лад головой покачала:
— Надо подумать, Дим… Давай-ка сбор по этому поводу устроим. Внеочередной.
Димка уже сам не рад был, что пошёл к ней. Но получилось как раз очень хорошо. Класс решил правильно — так, как и Димка сам для себя решил в ночь перед сбором: надо Марии Ивановне сказать, надо! Потому что сын её настоящий герой. Неважно, есть у него Звезда или нету. Главное, что поступил он по-геройски. Так разве можно это от его родной матери скрывать?
На том же самом сборе постановили командировать во Псков группу следопытов из восьми человек. А средства — кое-что родители дадут, но основное — приз за сбор металлолома, который назначили шефы из комбината, — сто рублей. Это было справедливое решение. И никто не скрипел, даже Коровина. Ответственным за сбор металлолома был назначен Димка Соколов.
А дела всё больше шли на лад. Уже списались с псковскими ребятами — пять дней можно было жить в их школе. И Мария Ивановна ждала. И те два бойца из отряда, что прошли фашистские лагеря, и бежали чудом, и закончили войну в Праге и Берлине, тоже писали: «Приезжайте!» И зимние каникулы — свободные деньки — были не за горами. Только вот выиграть металлоломное сражение, получить приз — на билеты, на подарки, на житьё-бытьё.
Казалось: да разве кто устоит против железной следопытской восьмёрки, против шестого «В», сплочённого вокруг Димки Соколова? Притом дело-то святое! Не за корысть какую-нибудь стараются, не за славу.
И тут вклинивается этот пятый «А»! Из кожи лезут вон — приспичило им, видите ли, купить фотоаппараты. Они, видите ли — поголовно все сорок человек, — талантливые юнкоры.
Так что решай, Соколов. Кроме тебя, никто не решит. Дело спасения утопающих — дело рук самих утопающих. А дело спасения корабля — дело рук капитана. Значит, твоё!
Уже не вечер, уже настоящая ночь на дворе. Если подойти к окну, увидишь, как всё глухо везде и темно. Лишь редко горят фонари — перемигиваются, сигналят друг другу, словно часовые. Да ещё позёмка ползает — тощая белая собака, — обнюхивает ноги сугробам.
Город, как под рентгеном, ясен Димке до последнего дома. И нету в нём металлолома. Это всё равно что искать в пустой комнате — ищи не ищи, одна пустота и будет!
— Ты чего это пружинам жить не даёшь? — Дверь в Димкину комнату приоткрыл отец.
Уже мама легла, Димка лёг — отец всё работает. Об отцовской работе Димка не любит думать. А уж говорить с кем-то — никогда!.. Отец у него портной, вот в чём дело! И хотя он считается известнейшим в городе портным, Димка предпочёл бы, чтоб отец его был самым рядовым капитаном дальнего плавания или самым простым работником уголовного розыска. Тут дело не в романтике, но просто трудно бывает сказать, что твой отец… как портниха!
— Что случилось-то, командир?
— Да с металлоломом не клеится!
Эту фразу произнёс он неохотно — просто так, потому что неудобно не ответить. Ему решение надо искать. А отец — какой он тут помощник!.. Но потом Димка взял себя в руки и рассказал отцу, подробно и медленно, про Заречье, про пятый «А», про все обстоятельства… Ему Колька Горелов говорил, что когда следователь никак не может найти зацепку в материале, он по многу раз рассказывает всю историю или самому себе, или кому-то. Глядишь, что-нибудь новенькое и выплывет! Но на этот раз ничего не выплыло, и он замолчал.
— Хм! — Отец покачал головой. — Вот ты смотри, конкуренты! — И дальше, будто в шутку, продолжал: — А вам бы ту рельсину вывезти, а?..
— Какую рельсину?! — Он ещё ничего не понимал, но уже сердце билось.
— Ну, помнишь, — всё с той же улыбкой в голосе продолжал отец, — узкоколейка старая… ну, где мы за маслятами. Помнишь, я там ещё…
— А! — закричал Димка. — Помню! Понял! Папка!..
— Господи, — из своей комнаты слабо сказала мама. — Что там опять?!
Отставить уныние! Победа не за горами!.. На третьем уроке, на истории, Димка выпросил у Тамары Густавовны две минуты и довёл до сведения шестого «В» свои распоряжения.
Командовать от своего имени показалось ему нескромно, и он говорил как бы от штаба металлолома, хотя штаб (а проще, следопытская группа) — все сидели раскрывши рот.
Первое: группа в составе из пяти человек, командир Сахаровский, ещё раз прочёсывает Заречье. Второе: тимуровское звено, старшая Коровина, прочёсывает район больших домов и радиозавода. Следопыты плюс все неназванные участвуют в операции «Струна».
— Что это ещё за «Струна»? — спросил Стаин.
— К сожалению, это пока тайна, — официальным голосом произнёс Димка.
— А почему вдруг тайна? И от кого?
— Операция «Заречье» была известна всему классу. Стала известна пятому «А»!
— Ну, знаешь ли, Соколов! — Стаин вскочил с места.
И сразу недобрый ропот пролетел по классу, как ветерок.
— Много на себя берёшь, Дима! — не выдержала наконец Коровина.
А Димка только и ждал этих слов — излюбленно коровинских.
Он ждал их, потому что у него готов был ответ:
— Да, много. Всю ответственность я беру на себя!
Может, кто-то в классе недолюбливал Димку, может, кто-то считал его слишком пижонистым. Но сейчас вряд ли хоть один из этих недолюбщиков мог устоять против его лихого обаяния. Димка понял это по тому, как всё притихло кругом, по тому, как улыбнулась Тамара Густавовна.
С трудом отсидели шестой урок. Потом сорок пять минут дано было, во-первых, на разграбление домашних холодильников, во-вторых, на доставание лопат и кирок… «Чего-чего?! Лопат и кирок?» Именно! Лопат и кирок.