В царстве тьмы. Оккультная трилогия
Шрифт:
— Эта статуя — электрический аппарат, и вы, вероятно, дотронулись до какой-нибудь пружины. Кроме этого, ваши нервы несколько возбуждены в этой оккультной атмосфере, — сказал он глухим голосом.
Мэри встрепенулась и покраснела.
— Извините меня за глупый испуг, но скажите, пожалуйста, Оскар Оттонович: сами вы верите ли всему, что мы читаем в этих страшных книгах? Правда ли, что существует демонический мир? Имели ли вы хоть раз доказательство его существования? Видите ли вы что-либо «сверхъестественное»?
— Да, мир сатанинский существует со всеми его странными формулами и вызываниями. Каждая из этих формул — не что иное, как электрическая кнопка, которая звонит в потусторонний Мир, а когда ее нажимает
Разговаривая, они вернулись в библиотеку.
— Мария Михайловна, — внезапно обратился он, прислонясь к столу, — хотели бы вы сделать шаг вперед, научиться управлять таинственными силами? Она заманчива, эта наука, предоставляющая в распоряжение человека страшные силы, могущие доставить ему богатство, власть, возможность мстить и силу повелевать, вместо того чтобы повиноваться самому. Итак, хотите ли вы быть могущественной, навсегда покончить с борьбой и лишениями, иметь в своем распоряжении гениев, которые будут исполнять каждое ваше приказание и удовлетворять всякое желание? Словом, желаете ли вы вступить в тот странный, страшный, но чарующий мир, который охраняет дракон у порога?
Мэри слушала, терзаемая сомнением, желанием и страхом.
— Я хочу… но боюсь, — пробормотала она нетвердым голосом.
— О, страх можно побороть! — возразил Оскар Оттонович, загадочно улыбаясь.
Он подошел к резному с перламутровой инкрустацией столику, достал из него футляр красной кожи и открыл его. В нем была пентаграмма с красной и черной эмалью, висевшая на тонкой золотой цепочке, и кольцо с ониксом, на котором был выгравирован каббалистический знак.
— Страх — просто нервное чувство, а эти два талисмана — бесспорное средство против нервной слабости. Хотите их иметь?
— Очень хотела бы, потому что всей душой жажду быть посвященной в оккультную науку… но я не могу принять драгоценные вещи, — нерешительно прошептала Мэри.
— Мне они не нужны: я давно победил страх, — ответил Ван дер Хольм.
Он надел цепочку на шею Мэри, и она почувствовала, что по ее коже пробежала ледяная дрожь, а когда он надел ей на палец кольцо, она ощутила как бы ожог раскаленным железом. У ее ног словно раскрылась мрачная бездна, голова закружилась, и она потеряла сознание. Открыв глаза, она увидела себя в кресле, а Оскар Оттонович давал ей вдыхать из флакона. Но Мэри совершенно оправилась, приятная теплота разливалась по жилам, и она быстро поднялась.
— Я веду себя непозволительно, и вы не захотите иметь такую ученицу, — с беспокойством проговорила смущенная Мэри.
— Нисколько. Маленькая слабость очень естественна для впечатлительной натуры. И если этот случай не привел вас в уныние, то это доказывает, что у вас все данные для того, чтобы распоряжаться в оккультном мире. Сейчас мы проведем первый опыт. Хотите видеть движение неодушевленных предметов?
— Пожалуйста. Мне хочется испытать, буду ли я на этот раз смелее.
Ван дер Хольм взял в руки короткую узловатую палочку, которую всегда носил на шее, начертал в воздухе знак, произнес непонятную формулу, а потом крикнул:
— Гей, скелет, подойди, поклонись барышне и подай ей чашу амброзии!
Минуту спустя послышался шум костей, сопровождавшийся отдаленным смехом, и один из скелетов направился к ним твердым шагом и поклонился. Потом он встал на колени перед Мэри, откупорил графин с золотой пробкой и налил в маленький стаканчик густую, как мед, жидкость с одуряющим ароматом.
Мэри глядела широко открытыми глазами, но без страха, который естественно было бы испытывать. Она даже смело разглядела, что в глазницах черепа были не электрические лампочки: в них горело странное дымившееся пламя. Мэри не заметила, что Ван дер Хольм не сводил с нее глаз, и под действием его упорного взгляда она взяла машинально стакан
Глава III
С этого дня Мэри овладело странное и новое для нее состояние: лихорадочное любопытство и ненасытное желание учиться, чтобы все дальше проникать в таинственные области.
Ван дер Хольм также внушал ей новое чувство: он ей нравился, она желала его любви, но сердце ее оставалось холодным — одни лишь чувства были возбуждены, внушая ей мысли и желания, пугавшие ее. В это время она сделала странную находку.
Мы говорили, что в тот день, когда Мэри осматривала старую корзину и нашла полотенца, которые произвели переворот в ее жизни и направили ее на иной путь, она отставила в сторону, даже не открыв, ящичек с памятными вещами. Надо добавить, что теперь, благодаря жалованью Мэри и отдельным работам в виде переписки, переводов и т. д., которые Ван дер Хольм щедро оплачивал, нужда сменилась скромным достатком. Они сняли небольшую приличную квартиру, просто, но с некоторым комфортом, меблировали ее, взяли прислугу, и с Наташей приходила заниматься немка, а с Петей — студент. Семья ожила, а Мэри любила украшать свое скромное гнездышко. Устанавливая купленную недавно этажерку, она вспомнила о ящичке и безделушках, хранившихся в нем. Но каково было ее изумление, когда на дне, под пасхальными яйцами, рамками и другой мелочью, она нашла завернутое в шелковую бумагу ожерелье, подаренное ей на прощание баронессой Козен!
Мэри с любопытством и негодованием осмотрела драгоценность. Ведь в то время, когда они страдали от холода и голода, какую поддержку оказала бы им эта вещь, продай они ее! После смерти отца, в самый разгар обрушившегося на них несчастья, Мэри даже забыла о существовании этого подарка ненавистной женщины, разбившей ее счастье, а позже думала, что ожерелье продано с аукциона на покрытие долгов вместе с другими серебряными и золотыми вещами. Но каким образом попала эта вещь в старый ящик вместе с прочей мелочью — оставалось для нее непонятным.
По некотором размышлении она решила показать ожерелье Ван дер Хольму: он, знаток в произведениях искусства, оценит вещь и научит, как лучше продать ее, потому что ей сама мысль хранить воспоминание о баронессе Козен была отвратительна.
Оскар Оттонович с особенным вниманием и видимым интересом осмотрел ожерелье.
— Знайте, Мария Михайловна, что этот, по вашему мнению, «драгоценный камень» представляет собой человеческое сердце — настоящее сердце, приведенное в состояние окаменения каким-то неизвестным мне способом, который я очень хотел бы узнать. Не менее любопытно узнать, зачем это странное сердце приделано к ожерелью, между прочим очень древнему, и каким удивительным образом эта вещь попала в собственность баронессы.
Бледная Мэри смущенно слушала его.
— А! Теперь я припоминаю, где видела ожерелье: это украшение Кали, а та ведьма ограбила статую богини, чтобы наградить меня ужасной вещью. Кто знает, какой фанатик посвятил свое сердце этой кровожадной богине! Я брошу ожерелье в Неву, — добавила она с отвращением.
— Что вы, что вы! Это было бы варварством с вашей стороны. Бросать в воду такую редкость и драгоценность? Ее стоит сохранить хотя бы ради того, чтобы найти химический секрет такого необыкновенного способа окаменения. А раз вы хотите его продать, то я покупаю его, Мария Михайловна.