В центре Нигде
Шрифт:
Елизавета Платоновна затянулась тонкой длинной сигареткой, сощуриваясь при разглядывании карточных картинок. Крупные ее серьги звучно звякнули.
– Ну, что ж, юная леди, – деловито начала бабушка, – они опять молчат! Точнее, горят все подряд и абсолютно бессвязно.
– Похоже, Ваши карты меня не любят; столько лет – одна несуразица. Путаница, беспорядок…
– В них царит полнейший хаос, – вздохнула Елизавета Платоновна, подытоживая. Собрала все карты со стола, сосредоточенно затем перемешивая. – Ты никогда не думала, что в этом вполне может быть определенный ответ? Живи, наслаждайся и не переживай. Все станет на свои места, и не стоит торопить события, идущие своим чередом. Я и без карт вполне могу тебе ответить: станешь ты и профессором, и труды ваши с Гришей издадите. Время нужно немного; судьба и без того благосклонна. Чай, иначе бы жили, если бы
3
15 сентября состоялся открытый показательный процесс над бароном Унгерном, русским военачальником времён Гражданской войны в России, генералом-лейтенантом Белой армии. Унгерн был приговорён к смерти и расстрелян в тот же день.
– Кто ж Вам так быстро новости доставляет?
– Сороки да голуби, – бабушка подмигнула, пряча колоду.
Мальчишка-газетчик принес вечерние новости и, получив от Елизаветы Платоновны золотую монету, счастливо убежал. "Будем считать это маленьким подношением – добро всегда зачтется, Анна. А теперь иди, собирайся на свои танцы, иначе опоздаешь".
Бабушкины карты говорили с ней обо всех, кроме меня. Выкидывали глупости, падали из рук или складывались с нечитаемые сочетания. Раньше, когда я еще надеялась влюбиться и встретить человека, способного покорить мое сердце, такие хаотичные расклады расстраивали. Когда я вполне свыклась с идеей праздного одиночества и подношением жизни на алтарь исследований – даже веселили. Лучше одной, чем с кем-то вроде Тристана; мужчины, способные меня привлечь, всегда каким-то образом растворялись или уходили. Точно кто-то сознательно вычеркивал любого возможного претендента на мою руку.
Волосы убраны в сложную высокую прическу – чтобы ни пряди не упало на плечи. В волосах – жемчуг, стразы. Утонченное черное платье, расшитое бусинами, бисером и стеклярусом, ниспадало складками чуть ниже колена. Оголенная спина, глубокое декольте. На ноги – белые чулки. На руки – кружевные высокие перчатки, поверх которых – бриллиантовые браслеты. Ридикюль на серебряной цепочке. Темные тени, алая помада. Любимое леопардовое пальто, сигарета в длинном бардовом мундштуке – и вот уже, окрыленная, я шагала под руку с Люсиль в "Глитц", громко смеясь. Достаточно взрослая женщина, прогуливавшаяся в парке, презрительно окрестила нас "флэпперами 4 ", но мы сочли это скорее за комплемент.
4
flapper – феминистка, сумасбродка
Воскресные закрытые вечеринки миссис Элизабет Мэй стали почти легендарными. В "Глитце" смеялись сухому закону практически в лицо – подпольные бары работали постоянно, а по воскресеньям – особенно роскошно. Об этом знали даже полицейские, потому как были частыми гостями в заведении миссис Мэй.
В отличие от многих девушек и женщин, что походили одна на другую настолько, что неизменно начинало казаться, будто вы их уже многократно видели, рыжеволосая миссис Мэй ярко выделялась своим внутренним огнем и невероятной харизмой. Муж ее (насколько было известно), сбежал пару лет назад с начинающей киноактриской и до сих пор не появлялся на территории даже штата. Женщина же восприняла это с юмором и полным благоговением – дела ее без этого "тупоголового разгильдяя" пошли в гору. Она расширила свое заведение, отстроила прехорошенький домик с видом на залив и купила (одна из первых дам в этом городке) яркий автомобиль, на котором вечерами любила разъезжать перед критически настроенной публикой, осыпающей ее ругательствами и проклятиями. Замуж повторно она не спешила, хотя мужчин в округе было много, и все они, как один, пытались затащить ее в постель. Было доподлинно известно также и то, что сама миссис Мэй просто очарована моим немного нелюдимым и погруженным в гуманитарные науки отцом. Когда он заходил утром в "Глитц" за чашечкой кофе, она постоянно присаживалась рядом с ним и слушала, распахнув глаза, об ацтеках, древней Месопотамии и различиях между вампирами и упырями. То ли его образ мышления казался ей безумно притягательным, то ли исключительно дружеское к ней обращение тянуло соблазнить и привлечь. Впрочем, мой сорокадвухлетний отец был крайне недурен собой, и вполне могло быть, что миссис Мэй просто влюбилась. Так или иначе, в "Глитце" члены моей семьи всегда была желанными гостями, а я – "главным украшением вечера", находящимся всегда под крылом властной и непоколебимой владелицы.
Это был теплый ароматный вечер. После колючей прохлады предыдущих дней ветер нежно ласкал кожу. В воздухе пахло грозой, корицей и машинным маслом. В этот вечер запах был истинно особенным. Он вобрал в себя многообразие женского парфюма, строгий и пикантный шлейф осенних цветов, запах мха и влажной почвы, прелой травы и листьев.
В воздухе пахло свободой и юностью.
И еще чем-то пряно-острым.
"Глитц" сверкал и сеял – будто вобрал в себя весь свет и все звезды, – внутри задорно играл джаз, танцующие сбивали каблуки в пляске, лился контрабандный алкоголь. Раскрепощенная философия жизни чувствовалась в каждом движении, в каждом взгляде. Миссис Мэй, хрупкая, стройная, стояла в прямом платье в пол. Глубокий синий цвет ткани, бахрома, жемчужные бусы… За спиной ее горело яркое освещение, очерчивая точеную фигуру владелицы золотым ореолом. Оправляя павлинье перо в прическе, она обводила томным взглядом из-под густо накрашенных ресниц свою публику.
– Чего желаете, дамы? – бармен шейковал разноцветные коктейли. – Выглядите просто неимоверно прекрасно! – особенной улыбкой он одарил Люсиль.
Стив Беннет. Молодой, хорошо сложенный, с горящими голубыми глазами. По утрам он работал разнорабочим в небольшой конторке отца, вечером – профессионально мешал алкоголь в "Глитце"; хотя и в будни днем его нередко было можно застать в ресторанчике.
Беннет никогда не приглашал Люсиль на танцы, не дарил цветов, не приглашал на прогулку; он знал, что она откажет – будущая жена гангстера не согласится уделить внимание простому парняге… Но от того, как Стив смотрел на мисс Гилберт, даже у посторонних могли задрожать колени. Такая любовь, такое обожание, такая нежность!
– Два дайкири, пожалуйста.
– Сию минуту, – с еще более очаровательной улыбкой ответил Беннет Люсиль.
Я почти жадно осматривала публику, ощущая, как музыка зала отдается пульсирующим лейтмотивом где-то меж ребер. Невероятное чувство свободы, жизни – здесь и сейчас, в этот момент, в эту секунду. Пестрая публика. Динамичная музыка. Роскошь на грани абсурда.
За одним из столиков сидел мужчина, резко выбивающийся из разношерстной публики. Пока вокруг лился алкоголь, часть людей сбивалась в группы и задорно хохотала, а другая не покидала танцевальной зоны, он сидел за столом, меланхолично выпивая кофе.
На его столе стояла ваза с алыми розами.
Темноволос, с длинной ухоженной щетиной. Одет в удивительно добротный костюм и белую накрахмаленную рубашку. На подтяжках – медная фурнитура и кожаные элементы. Широкие плечи притягательно очерчены небрежно накинутым пиджаком.
Мужчина перевел взгляд. Мы пересеклись глазами, и меня будто прошиб холодный пот. На секунду показалось, что я знаю этого незнакомца, видела многократно; но чем сильнее я ворошила воспоминания, пытаясь вспомнить это лицо, тем сильнее оно стиралось из моей головы.
Время замедлилось, и шум затих. Только лицо впереди меня. Пронизывающий взгляд. А вокруг – размытое бесконечное движение, в котором смешалось всё и вся: люди, столики, цветы, освещение, музыка, голоса, смех, звон бокалов. Засвистело, зашумело, загрохотало. В одну секунду я вдруг различила лицо незнакомца до мельчайших деталей: цвет глаз, форму носа, завиток волос; обернулась к Люсиль, дотронулась, чтобы она обернулась.
– Да, дорогая?
– Посмотри, там… – и вот, доля мгновения, я вновь перевела взгляд на столик… Который был абсолютно пуст.
– Что? Кто-то знакомый? – Люсиль приподнялась на носочки, смотря поверх голов танцующих. Музыка в моих ушах снова заиграла в прежнем темпе. Я передернула плечами. Поняла, что не особо могу вспомнить, что происходило пару секунд назад. Провал памяти или легкое дежавю. Опять. Уже и сама не понимала, зачем дотронулась до подруги.
– Дамы, два дайкири, – Стив чуть склонил голову. – Приятного вечера!
Ночь напролет – танцы. Прерывались лишь перевести дух и покурить в дверях. Все это было так естественно и так прекрасно! В этой атмосфере любви и веселья, словно в воздухе, витали улыбки, смех, и никто не мог быть грустным, и каждый забывал на короткий миг, что такое одиночество.