В человеческих джунглях

Кин Дей

Рита ответила категорическим тоном:

– Я ничего не слышала.

Джон Шварт ждал в коридоре госпиталя. Латур стал настаивать:

– Джон, я невиновен. Она думает, что это был я, но она ошибается. Я не убивал Лакосту и не насиловал ее. В домике было слишком темно, чтобы она могла разглядеть человека, который насиловал ее. Все, что она могла нам сказать, были лишь предположения.

Мулен добавил сухим тоном:

– И еще то, что у него было много секса!

Доктор Уолкер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Это был не ты, а, Энди?

– Нет, это

был не я.

Врач вынул из кармана своей белой рубашки какой-то металлический предмет и протянул его шерифу.

– Тогда, где она нашла это? Это было так сильно вдавлено в ладонь ее правой руки, что сиделки и я были вынуждены с силой разжать ее пальцы, чтобы вынуть это.

Латур внимательно осмотрел металлический предмет, лежащий на ладони шерифа, потом посмотрел на ладони шерифа и перевел взгляд на правый карманчик своей рубашки. В том месте, где он прикреплял свой значок помощника шерифа, теперь лишь было отверстие от вырванного клочка материи. Горло Латура сжалось. Прежде чем он успел заговорить, Шварт предупредил его:

– Не отвечай на этот вопрос, Энди. Ты не должен говорить ничего такого, что может послужить обвинению. С настоящего времени, я, как твой защитник, буду сам отвечать на все задаваемые вопросы.

– Как тебе будет угодно, – согласился Латур.

Глава 9

Жара и тишина царствовали в тюремных помещениях. Сидя на продавленных пружинах, опершись спиной в стену, не в состоянии спать, страшно обеспокоенный, докуривая последнюю сигарету из пакета, оставленного ему Швартом, Латур наблюдал за утренним сверкающим солнцем, высоко стоящем в небе, через слуховое окошко.

Это было в первый раз в его жизни, что он оказался за решеткой, среди задержанных. Латур теперь знал, что должен чувствовать зверь в клетке. Это было ужасное состояние. Джон Шварт сказал ему: «Не расстраивайся, мы выберемся отсюда любым способом».

– Но как это сделать?

Сигарета стала жечь ему пальцы и Латур с сожалением погасил ее. По его мнению, несмотря на весь свой опыт ведения дел в судах, у адвоката был не слишком оптимистический вид.

Латур вновь перебрал все обвинения, выдвинутые против него. Он не убивал Лакосты и не насиловал рыжую девушку. Но ночью все кошки серы, все мужчины похожи друг на друга. Каким же образом со всеми вещественными доказательствами, не считая категорического заявления Риты, можно было надеяться доказать, что он не насиловал молодую женщину, обезумевшую в темноте домика, когда Рита утверждала, что это был он. Он не мог понять, на что надеялся Шварт.

Это была трудная юридическая проблема, но очень интересная, и Латур надеялся, что Шварт сумеет найти выход из этого положения. А пока, в ожидании, одна вещь была ясна: Латур не видел этого выхода. В штате Луизиана только два преступления карались особенно строго: первым было убийство, вторым – насилие.

Латур сперва собирался постучать в дверь или по решетке своей камеры, чтобы попросить у дежурного помощника шерифа пачку сигарет, но потом решил, что черта-с-два он это сделает. Он не хотел просить об одолжении. Все, что он хотел, это поскорее выйти

из тюрьмы.

Таракан пробежал по полу его камеры, потом, испуганный ярким светом и шумом голосов заключенных соседней камеры, убежал в свое убежище. Латуру даже стало жалко, что тот убежал, все-таки это была жизнь и движение. Глухой шум от работающих насосов на нефтяных промыслах, завывание сирен в порту, а также музыка на улице Лафит перестали быть слышны. Это время, между начинающейся зарей и полным днем было, как говорят, часом наживы. С этого момента до открытия трибунала простой полиции, ночные дежурные помощники шерифа устремлялись на улицы, чтобы подобрать нетрезвых бродяг и уличных девок, чтобы скрыть их от людских взоров, а на самом деле для того, чтобы получить проценты, которые получала контора шерифа. Каждый раз, когда судья Блекли назначал штраф в десять долларов какому-нибудь пьянице или уличной девке, часть этого штрафа оказывалась в карманах шерифа Велича.

Латур подумал об Ольге, но сразу же пожалел об этом. Теперь Ольга была уже в курсе дела. Добрый друг, вероятно, разбудил ее, чтобы сказать: "Я подумал, что вам будет приятно быть в курсе дела. Вашего мужа арестовали по обвинению в убийстве и насилии.”

Латур стал искать по полу окурок, достаточно длинный, чтобы его можно было закурить, но не нашел такого. В настоящее время Ольга должна быть уверена, что он покинул ее для того, чтобы накинуться на Риту.

Он стал рассматривать этот вопрос.

Физически это было невозможно. Мужчина в расцвете сил мог сразу перейти от одной женщины к другой. Рита в начале вечера разбудила его чувства, когда дверь в его комнату раскрылась и он увидел ее обнаженной. Но после сеанса с Ольгой, считаясь со всеми ее физиологическими факторами, он не смог бы в действительности удовлетворить молодую женщину, даже если бы она лежала рядом с ним и умоляла его об этом.

Вместе с тем, это не было аргументом, который мужчина мог бы использовать перед судом. Он не смог бы даже доказать это Джону Шварту. Мужчина, один из Латуров, никогда не стал бы говорить о своих половых отношениях со своей женой.

По цементному коридору тюрьмы послышались шаги, и Питер Даркос привел, почти таща на себе, какую-то темноволосую девушку и поместил ее в женское отделение тюрьмы, в камеру, находящуюся напротив камеры Латура. Девушка хриплым голосом на все лады проклинала помощника шерифа.

– Проклятое отродье, чертова скотина. Только потому, что я выпила и разбила какое-то паршивое зеркало, тебе понадобилось меня зацапать! Если бы мои дела шли лучше и я смогла бы сунуть деньги, я не была бы здесь, и ты это отлично знаешь!

Латур встал с койки и подошел к решетчатой двери.

– Что она сделала, Питер?

Помощнику шерифа казалось неудобным вести с ним разговор. Он пожал плечами, но все-таки ответил:

– О! Она бросила бутылку виски в большое зеркало в клубе «Хейк Хо». Я пытался заставить ее вернуться в отель, но она ничего не хотела слышать. У девчонки просто кризис темперамента. Ты знаешь, она говорит, что нужно закрыть все кабаки...

– Двадцать долларов и еще добавок, а?

– Похоже на то.