В чужом небе
Шрифт:
– Это ему Вепр сам саблей голову развалил, - припомнил Гневомир, - с пятого удара. Он же зверообразное чудовище был - этот Избыгнев. Никто и не думал, что он говорить умеет, пока рта не раскрыл.
– Но ты же помнишь, что говорили о нём тогда ещё в столице Котсуолда. Ведь ясно же, именно Избыгнев руководил бандой, и зверообразный вид ему для этого подходил как нельзя лучше. Теперь же он побрился и остриг волосы - потому и вид имеет вполне княжеский.
– К тому же, - развил мысль Гневомир, - такого как он вряд ли можно прикончить саблей. Их надо жечь - только так и убьёшь.
–
– Это он - Избыгнев, только теперь он правая рука кандидата на урдский трон, а не обычного бандита из тайги.
– Но что это даёт нам?
– вмешался я.
– Даже если это и есть тот самый Избыгнев, о котором вы столько говорите, это лишь подтверждает то, что мы уже знаем.
– Быть может, сейчас это и ничего не значит, - пожал плечами Гневомир, - но кто знает, как обернётся это знание в будущем, верно?
Теперь уже я пожимал плечами.
Слуга в ливрее с гербом, очевидно принадлежащим князю Росену, смотрелся на фоне нашей казармы просто инородным телом. Он замер на пороге, уставившись с презрением, свойственным всем состоящим в услужении важным господам людям, на стол, за которым азартно резались в карты. И отдельного взгляда был удостоен Оргард, то и дело хватающийся за пистолет. От жутко раскашлявшегося Антракоза слуга решил и вовсе держаться подальше - видимо, всерьёз опасался подхватить заразу. Вот только я был уверен, что приступ у нашего приятеля был наигранным, уж очень вовремя он приключился.
– Я прошу прощения, но мне нужно увидеть летуна по имени Ратимир Телешев, - заявил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Что вам понадобилось от моего офицера?
– поднялся из-за стола сам Бригадир.
В тот день он присоединился к нам, что вообще-то было редкостью - командир почти никогда не снисходил до карт. Сказалось, видимо, затишье, длящееся уже почти неделю. Мы не поднимались в воздух даже для разведки, как будто обещанное Чёрным бароном наступление на Болботуна, а после и на народников, откладывалось, по крайней мере, до весны.
– Он имеет честь быть приглашённым к князю Росену, - ответил с ещё большим высокомерием в голосе ливрейный слуга.
– Я здесь для того, чтобы передать означенному господину Телешеву приглашение князя лично в руки.
– А с какой целью желает означенный князь видеть одного из моих офицеров?
– в тон ему поинтересовался Бригадир.
– Об этом он мне не сообщил.
– Решать тебе, - обратился ко мне Бригадир.
– Этот князь не может приказывать тебе - ты всё-таки мой офицер, да и контракт у нас с Блицкригом, а не с урдским царём, и уж точно не с князем.
– Князь, - напомнил о себе слуга, - не приказывает, он приглашает господина Телешева к себе.
– Я пойду, - кивнул я Бригадиру, тоже поднявшись из-за стола.
– Вряд ли моей жизни может что-то угрожать, верно? Да и интересно, чем это я так заинтересовал целого князя, чести быть знакомым с которым я не имею.
– Если что, мы знаем где тебя искать, - усмехнулся Бригадир.
– Не вернёшься до ночи, пускай князь готовиться к налёту на свой дом. Мы от него камня на камне
– Я передам ваши слова князю, - не моргнув и глазом, ответил слуга.
– Дайте мне десять минут на сборы, - сказал ему я.
– Где вы будете ждать меня?
– Вас ждёт автомобиль князя.
Княжеский слуга коротко кивнул всем сразу, и вышел из казармы. Он даже спиной умудрялся буквально излучать облегчение по поводу того, что покидает наше скромное пристанище.
– Ты не подумай, - сказал мне Бригадир, - я не шутил, когда говорил, что устрою налёт на дом этого князя Росена, если ты не вернёшься к полуночи.
– Значит, я знаю, сколько времени у меня есть.
Ливрейный слуга заявился к нам поздним утром, а потому времени мне вполне хватало.
Я переоделся в купленный ещё в столице Нейстрии мундир и вышел из казармы. Автомобиль ждал меня тот самый, на котором Росен катался по городу. За рулём сидел шофёр в чёрном кожаном пальто и перчатках с крагами, живо напомнивший мне о годах службы в страже. Слуга расположился на переднем сидении. Мне же оставалось просторное заднее, где я и расположился со всем возможным комфортом.
Автомобиль был самой новой конструкции, и часть тепла двигателя, по всей видимости, отводилась в салон, обогревая его. Поэтому несмотря на первые заморозки внутри было достаточно комфортно даже в мундире при расстёгнутой шинели. Слуга тоже расстегнул своё драповое пальто, украшенное гербом князя. Такой же красовался и на бортах автомобиля.
Ехали мы плавно и быстро, за окнами мелькали пейзажи города, медленно приходящего в себя после осады, устроенной гайдамаками. Теперь, благодаря разъездам лёгких кавалеристов Блицкрига из окрестных деревень снова начали стекаться в город продукты. Конечно, по предзимнему времени было их немного, однако голод теперь нам не грозил точно. Пары сожжённых без жалости деревень, где крестьяне попытались припрятать продукты, вполне хватило для наглядного урока. Сарафанное радио оказалось как всегда на высоте - и о судьбе деревень уже на следующий день знала вся округа. Равно как и о том, что гайдамаков лучше выдавать, потому что силы за ними больше нет.
Дом князь, конечно, занимал отдельный - основательный особняк, когда-то принадлежавший, наверное, зажиточному купцу, чуждому чувства прекрасного. Весь он был какой-то угловатый, приземистый, украшенный уродливой лепниной, которую местами сильно повредили осколки снарядов и пули. Новенькие оконные рамы и чистые стёкла смотрелись какими-то почти инородными телами на фоне щербатых стен, почти как ливрейный слуга у нас в казарме.
Автомобиль остановился у порога, и мы со слугой выбрались из него, а шофёр покатил дальше - наверное, в гараж ставить. Мы же поднялись по трём ступенькам, тоже пострадавшим от войны, прошедшейся через город, и слуга с важным видом дважды ударил в дверь молотком. Нам открыла барышня, одетая классической горничной, я не видел ничего подобного уже много лет. Я сейчас как будто вернулся едва ли не в собственное детство. Ведь только тогда, наверное, ещё можно было застать подобные вещи. После всё съела бесконечная война, и окончательно добила Революция.