В чужом небе
Шрифт:
В нашу казарму я вернулся задолго до темноты. Встречали меня, почему-то, прямо как героя. Даже после моего чудесного спасения мне так не радовались, как сейчас. Странно, ведь никто не знает, кто таков князь Росен, визит к нему, да ещё и оставленный с помпой, вряд ли мог представлять для меня какую-либо опасность. Но меня хлопали по плечам, а Бригадир даже крепко обнял.
– Как это понимать?
– удивился я.
– Вы что же, не знаете ничего о князе Росене?
– удивился не меньше моего Бригадир.
– Он же начальник
– А тела их находили где-нибудь в слободках или они всплывали из реки?
– усмехнулся я.
– Да нет, - покачал головой Бригадир.
– Газет, видимо, ты не читаешь вовсе, а в каждом номере «Ведомостей», что издаются сразу на двух языках, чтобы и мы могли почитать, на последней странице печатают расстрельные списки.
– Сам погляди, - сказал Аспирант.
Он протянул мне газету, отпечатанную на дрянной бумаге, каждую статью в которой дублировали на урдском и на имперском языках. Я сразу же глянул на последнюю страницу - всю её занимал длинный список имён, также отпечатанный на двух языках. И шрифт был довольно мелкий - миньон или петит, я в них не разбираюсь. Навскидку имён было не меньше двух десятков.
– Раньше места хватало для рода занятий, - пояснил Аспирант, - и преступлений, за которые казнены. Потом оставили только преступления, но и их убрали. Скоро, наверное, места на одном листе хватать не будет, и так уже часто печатают внизу, вот видишь, - что список не полный.
– Выходит, двадцать человек в неделю в расход пускают, - покачал головой я, возвращая газету Аспиранту.
– Отстал я что-то от жизни, надо было раньше газеты почитать. Наверное, не был бы так спокоен, когда отправлялся к нашему главному контрразведчику.
– Скорее, к лучшему, что не читал, - сказал в ответ Бригадир.
– И, кстати, не сомневайся, я бы разнёс дом князя по камешку, не вернись ты к полуночи. Я это не ради красного словца говорил.
– Я знаю, - кивнул я, - и князь Росен был уверен в том же.
На этом меня, наконец, оставили в покое. Но теперь мне надо было как можно скорее обсудить всё с Гневомиром. Слишком уж сильно не понравились мне слова князя о том, что в тылу народников всё готово, и осталось только подать сигнал.
Поговорить нам удалось в тот же вечер. Офицеры эскадрильи азартно резались в карты или наблюдали за непередаваемым зрелищем, которое творилось за столом. Оргард был в ударе, уже трижды его насильно обезоруживали, и дважды он вскакивал, громко заявляя, что играть с «этими жуликами» больше не сядет ни за что. Хватало его не больше, чем на пару кругом. Он всегда возвращался, правда, каждый раз громко ругаясь на всех.
Я кратко пересказал Гневомиру историю моего посещения особняка князя Росена, а под конец посоветовал лететь отсюда как можно скорее вместе с Готлиндом.
– Кто-то должен
– Ты не забыл, что я вовсе не в фаворе сейчас на родине, - мрачно заметил Гневомир.
– О моём предательстве раструбили все газеты. Меня пустят в расход через пять минут после того, как опознают.
– А кто тебя опознает?
– задал я резонный вопрос.
– Те, кто читал газеты годичной давности? Да там фото из личного дела, по нему тебя не опознает и опытный сыщик.
– Но кто меня допустит до Будиволны или Бессараба?
– А вот на этот вопрос ответа у меня нет. Зато есть встречный - ты что же, предлагаешь, узнав такие новости, просто сидеть по эту сторону линии фронта и ничего не делать?
– Если сделать ничего нельзя, - усмехнулся Гневомир, - значит, надо делать невозможное. Это была одна из любимых присказок Гамаюна. А что будешь делать ты? Попытаешься угробить Ерлыкова вместе с аэропланом, чтобы сорвать всё дело?
– Не поможет. Если всё готово, то начнут и без сигнала. Поэтому я привезу его на условленное место, и уже там буду действовать по обстановке.
– Действовать по обстановке, - повторил вслед за мной Гневомир.
– Сейчас, видимо, это станет нашим девизом.
– Выбора у нас, всё равно, нет, - пожал плечами я.
Глава 3.
Я глядел на «Народника» и не мог не порадоваться за Отчизну. Ведь несмотря на годы разрухи и две страшные войны Народному государству удалось сделать то, чего не сделал никто в Царстве Урдском. А именно выпустить собственную - урдскую - модель аэроплана. Да ещё и сразу безразгонника. На обычные модели никто уже не разменивался - все они прошлый век, и устарели с изобретением компактного антиграва.
Вот теперь перед нами с Бушуем стоял выкрашенный зелёной краской аэроплан с заботливо кем-то подновлёнными башенными коронами на коротеньких крылышках и вытянутом, хищном, фюзеляже.
– Я не разбираюсь в аэропланах, - честно признался мой спутник.
– Можешь что-нибудь сказать о нём?
– Я никогда не сидел за рычагами этой модели, - пожал плечами я.
– Пробный полёт мне запретили, значит, летим на свой страх и риск.
– Радует, что на обратном пути ты уже будешь знаком с ним, хотя бы немного.
Я в ответ только снова философически пожал плечами.
Спутник мне откровенно говоря не нравился вовсе. Он был неприятно заносчивым и до невозможности высокомерным человеком. Из-за манеры вести себя Бушуй отчаянно напоминал мне слугу князя, явившегося за мной в казарму третьего дня. И напоминал так сильно, что мне стоило известных усилий сдерживать улыбку в первые минуты нашего личного знакомства.
– Князь, отчего мне не предоставили более опытного летуна?
– обернулся он к Росену, провожавшему нас.