В чужом обличье
Шрифт:
– Суеверия, князь, суеверия, сами же знаете, у страха не только глаза велики, но и выдумка широка, — почти дословно воспроизвел Реймонд тогдашние слова деда. — Да и грых-шатун это такое. Можно ли сцитать цёрным колдовством порождение самих гор?
Лицо князя приняло задумчивый вид, он машинально подкручивал ус, не замечая того. Реймонд чуть перевёл дух, оглянулся: горцы пировали, спорили, шумели, снова пускались в пляс и тянули песни. Снизу, из-под стола, доносился зверский хруст, огромные псы грызли кости, пихались в ноги мокрыми носами, требуя ещё. К счастью, говорить они не умели, но Реймонд
Хотя с последним было легче: скрывать все звуки внутри, снаружи выдавать нужные. И, конечно же, маскировать ауру. Колдун князя был под стать долине и жизни в ней: крепкий горец с кулаками, способными крушить стену, какими-то самодельными амулетиками на груди. Насколько понял Реймонд, это был даже не полноценный ученик — так, стихийные проблески магии, какие-то ощущения на грани сознания, попытки резать себе амулеты и талисманы, так и оставшиеся простыми деревяшками.
– Нет, — наконец решил князь. — Нельзя. Но в долине всё равно творится нехорошее. И Пансу, — князь указал как раз на своего молодого колдуна, — что-то чует.
Судя по его виду, колдун как раз учуял приближение новых порций козлятины, замаскированных под баранину, и браги с пивом. Приятно, конечно, что он в жизни не раскусил бы маскировки Реймонда, но как-то хотелось более солидной магической поддержки.
– Только он один? — небрежно спросил Реймонд.
– Старая Хвила тоже чует, — с готовностью поделился князь. — Она, конечно, уже встаёт через раз, но знахаркой ведь от такого не перестала быть?
– Нет, не перестала, — немного рассеянно подтвердил Реймонд, думая о своём.
Ну, почудилось там что-то кому-то, вон, и дед про суеверия говорил. Знахарка старая его, конечно, не прикроет, как донья Августина, — так и здесь не грых-шатун. Надо проехаться по долине, расспросить, в общем, потратить время вдали от Нуандиша и женщин, как он и собирался. Заодно присмотреться к жизни тут, послушать разговоры — может, даже поездить не под личиной деда. Правда, кем ни притворись, своим всё равно не сочтут, разве что замаскироваться под одного из Остранишей, а если пойдут разговоры, списать всё на то самое «чёрное колдовство намрийцев».
Или, пошла мысль дальше, заниматься не маскировкой под приезжего, а заняться маскировкой магии. Раз все думают про чёрное колдовство — устроить белого, в исполнении «магистра Хатчета». Молнии там посреди ясного дня, реки света с небес, не совсем метеомагия, ну да кто бы здесь в ней разбирался? И противников обязательно, да, демонов каких-нибудь, ужасов из легенд, чтобы корчились и погибали под ударами магии Агостона Хатчета.
Чтобы люди сами всё увидели и перестали обвинять во всем намрийцев.
Сам Реймонд со скептицизмом относился к идее, что намрийцы спят и видят, как бы испортить жизнь бедным горцам. Увы, Намрию сотрясала практически открытая гражданская война. Хороший пример, кстати, для князей горцев, желающих отделиться, уйти из-под руки короля, что будет в таком случае. Ведь каждый город, каждый граф, маркиз или даже захудалый баронишко, а также многие епископы и аббаты церкви Спасителя, тоже владеющие земельными угодьями, торопились объявить себя независимыми и самостоятельными, наплевав на короля и Святой Остров. В итоге некогда единая страна раскололась на сотни кусочков. После чего немедленно потоками, ручьями и реками хлынула кровь.
Какие ещё горцы? Намрийцы друг друга резать не успевали!
– Магистр?
– Я проедусь, посмотрю, разберусь с завалом, — пообещал Реймонд.
– Магистр! Я выделю вам в помощь…
– Никого не надо, — возразил ему Реймонд. — Правда.
Князь понимающе кивнул, мол, чёрное колдовство лучше чуять в одиночку, а Реймонд не стал ничего говорить. Способы обнаружения магии, конечно же, имелись, но он-то их не знал! Надо было захватить с собой учебник, а обложку прикрыть иллюзией, каким-нибудь заковыристым названием вроде «Расчёты тригонометрических углов в магических фигурах шестого порядка», и читать у всех на виду. Но эту мысль Реймонд тут же отмёл: колдовать у всех на виду - самый верный способ выдать себя. Иллюзии или нет, но они не сдвинут камни, не вызовут дождь - лишь создадут видимость.
– Возможно, мне потребуется помощь потом, — произнес Реймонд, словно размышляя, — если вообще удастся хоть цто-то найти.
– Намрийцы это, магистр, вот попомните мое слово! — князь, правда, не стал клясться усами и обещать их обрезать. — Они тут воду мутят! Так что моя дружина всегда придёт к вам на помощь, а я с удовольствием вздерну любого чёрного колдуна из тех, что вы поймаете!
Реймонд хотел возразить, даже рот приоткрыл, но понял, что это бесполезно. Глаза князя горели уверенностью в виновности намрийцев, рука, словно сама нашаривала кинжал на поясе. Но это же странным образом повернуло мысли Реймонда в другое русло. Да, князь был горяч, может, не слишком умён, но он придерживался традиций и заветов. Другой бы давно бросил долину, но клан Остранишей даже не думал никуда уходить: как же, князь ведь приносил клятву? Приносил. И клятву королю приносил. Представить, что Вылинас нарушает своё же слово, плетет заговор против Гарриша, было просто невозможно.
Но Гиозо ведь не на пустом месте выдумал заговор?
– Если поймаю, — мягко, но решительно поправил его Реймонд.
– Да, магистр, конечно, — князь словно очнулся, налил ещё вина.
Кубки в их руках столкнулись, вино плеснуло друг к другу, как и было положено по обычаю. Конечно, от такого знание замыслов того, с кем ты пил, не появлялось, но Реймонд ещё раз уверился, что князь Вылинас Остраниш вряд ли причастен к заговору. Либо следовало допустить, что он блюдёт традиции, обычаи, держит слово… но только не то, что дал королю? Из-за нищеты долины? Реймонд помотал головой, ощущая, что выпил уже достаточно и его несёт куда-то не туда.
Поэтому Реймонд предложил больше не говорить о делах, и так они и поступили.
– А ницего так, — оценил мутным взором завал Реймонд.
Дожди напитали землю, и всё «поплыло», взломав в одном месте камень склона и обрушив его огромной грудой обломков прямо на дорогу, перекрыв её. Возле завала возились четверо: три крепких парня под руководством горца постарше, который, впрочем, налегал на рычаги наравне со всеми. Они совали жерди под камни, наваливались, спихивая их вниз, в реку, грохотавшую на дне ущелья.